Человека, который бы не позволил себе заявить президенту: «высшие офицеры флота не доверяют… гражданскому правительству этой страны»[748]. И в этом плане Киммель был действительно лучше многих других офицеров. Он был лично знаком Рузвельту, так как был его адъютантом, когда будущий президент занимал пост заместителя морского министра в администрации В. Вильсона. Кроме того, Киммель был однокурсником начальника штаба ВМС адмирала Старка. Последний поздравил своего знакомого с назначением еще 13 января, то есть до вступления официального приказа в силу: «Я бы многое отдал, чтобы увидеть твое выражение лица и услышать твои возгласы, когда это случилось, но вместо этого я просто сижу за сценой и поздравляю тебя и флот»[749]. В этой же дружеской телеграмме начальник штаба предупредил «дорогого Мустафу», что США могут столкнуться с войной на двух океанах, и теперь он лишь номинально главком ВМФ. По сути, Старк готовил своего однокурсника к тому, что его корабли будут переброшены в Атлантику, а флот ослаблен.
Видимо, и Старк, и Рузвельт прекрасно знали, что Киммель будет рабочей лошадкой, не задающей лишних и неудобных вопросов. Новый командующий с энтузиазмом принялся повышать боеготовность флота — корабли постоянно были в море. Об удручающих результатах этих учений мы говорили выше—слишком много аварий. Но уровень подготовки экипажей, несомненно, рос. Многие офицеры сходились во мнении, что в вопросе боеспособности ВМФ находился «на высшем уровне, который он когда-либо достигал в мирное время за всю историю флота»[750].
Но это не единственная оценка Киммеля как главкома, другие отмечали, что новый командующий не был готов к командованию флотом. Эта должность была слишком высока для него. Он слишком много беспокоился «о мелких вещах, так же, как он беспокоился о крупных»[751]. Он стремился заниматься всем сам, не делегируя полномочий подчиненным. Адмирал занимался подсчетом вооружений и припасов лично, но для этого у него был штаб. Замыкая слишком многое на себе, Киммель разрывал стройную цепь командования. Он уделял неоправданно много внимания таким мелочам, как униформа, и заставлял своих офицеров носить галстуки. Это вместо неуставных гаваек в тропической жаре, где бывает только очень и невыносимо жарко. Галстуки полбеды, куда больше неудобств офицерам и матросам доставляли уставные головные уборы — появляться без них на улице строго воспрещалось. Доходило до абсурда: команда, чистящая гальюны, носила белые рубашки, один из подводников с сарказмом вспоминал: «Мы тратили больше денег на пасту гое и тряпки для полировки, чем японцы на топливо для своего флота»[752]. Короче, у младших офицеров и личного состава Киммелъ особого пиетета не вызывал. Адмиралы-то Киммеля ценили.
Кроме фанатизма в исполнении своих служебных обязанностей, дотошности, мелочности и трудоголизма была у нового командующего еще одна интересная черта. Он не спорил с начальством. Если его предшественник дрался до конца, то Киммель сдавался еще до начала «сражения». Иллюстрацией к этой черте может служить все тот же пресловутый вопрос о крейсерах. Адмирал, как и его предшественник, выступал против посылки крейсеров в японские воды. Но Рузвельт продолжал упорствовать: «Я только хочу, чтобы они продолжали крейсировать там и здесь и держать японцев в недоумении. Я не возражаю против потери одного или двух крейсеров…»[753] 18 февраля 1941 г. Киммель написал Старку, что «это плохой приказ, и приведет к войне, если мы предпримем такой шаг». На что Старк ему ответил: «Я боролся, но решение может пройти мимо меня»[754]. Командующий Тихоокеанским флотом сдался и более Вашингтон по этому вопросу не беспокоил, корабли были направлены во внутренние воды Японии. Данный факт показывает, что Рузвельт намеренно провоцировал Японию, и на посту командующего Тихоокеанским флотом ему нужен был человек, который мог иметь свое мнение, но тем не менее выполняющий «плохие приказы»[755].
Пост командующего 14-м военно-морским округом занимал адмирал Блох, фактически этот пост был для него «почетной отставкой», т.к. пик его карьеры уже прошел. Именно по его просьбе, чтобы облегчить судоходство в гавани, корабли Тихоокеанского флота стали выходить в море строго по определенным дням еще в 1940 г. Тем самым он нарушил один из важнейших принципов доминанты безопасности над рутинными делами[756]. По тем же причинам — сложность навигации в бухте — он выступал противником установки противоторпедных сетей. Быстро вывести корабли в море, когда вокруг них сотни метров оборонительных приспособлений, — невозможно. Да и не было в сетях смысла, по мнению Блоха, глубина в бухте не превышала 70 футов, в то время как для нормального пуска торпед с самолета нужна была значительно большая глубина, поэтому он не беспокоился о возможности воздушной торпедной атаки[757].
Из вышесказанного видно, что все командование на Гавайях было заменено, причем на офицеров, представлявших прямую противоположность предшественникам, заботившимся о максимальном усилении обороноспособности базы. Действия администрации в отношении флота (перебазирование на Пёрл-Харбор, посылка крейсеров и т.д.) вызывали подозрения не только у военных, так, 7 октября 1941 г. заместитель государственного секретаря Б. Лонг записал в дневнике: «Мне кажется, что мало-помалу мы столкнемся с ситуацией, которая втянет нас в конфликт с Японией»[758].
Тем не менее, занимая свои посты, каждый из командиров на Оаху стремился максимально повысить боеспособность вверенных ему соединений. Так, Киммель разделил флот на три оперативных соединения, держа одно или два постоянно в море. Вот только уикэнд он считал делом святым — по выходным корабли стояли на якорях в базе, а офицеры и матросы уходили в увольнение. Кроме того, Киммель расположил все корабли на якоре таким образом, чтобы они могли вести зенитный огонь по всему периметру, то есть 360°. В то же время он прекрасно понимал, что «авианосец в порту — это ничто», поэтому, когда его авианесущие корабли входили в порт, все самолеты перебазировались на наземные аэродромы. Теперь в случае атаки они могли легко быть подняты в воздух. Но Киммель практически не верил в возможность воздушной атаки: «Я никогда не думал, что эти маленькие желтые сукины дети могут устроить такую атаку так далеко от Японии»[759]. Не верил он и в возможность применения торпед против кораблей, базирующихся на Оаху. Глубина порта была слишком мала — а значит, необходимости в установке противоторпедных сетей вокруг кораблей не было. Данная точка зрения укоренилась в Пёрл-Харборе очень давно, еще Ричардсон придерживался этой позиции. Мнение Киммеля подтверждалось как соображениями Блоха, так и выводами штаба флота. Но технический прогресс не стоял на месте…
