Ты, Смерть, и горькие объятия Смерти, напрасно пытаетесь тревожить вы меня…
Свет померк в окне, но никто из нас не хотел покинуть умирающего хоть на полминуты, чтобы закрыть штору, так что оконный проем превратился в огромное черное око, пялящееся на нас. Хэнк зажег масляную лампу. Прерывистое дыхание Джорджа теперь звучало, как всхлипы морской волны, отступающей по гальке.
— Прочти «Все идет вперед».
Дадли нашел нужную страницу и сделал попытку читать, но у него перехватило горло. Он подал книгу мне. Дадли держал его за правую руку, Хэнк — за левую. Я, стоя на коленях, пыталась согреть его холодеющие ноги у своей груди — так мы ждали, пока последние капли жизни покинут его. По мере того как одна минута неумолимо сменяла другую, кожа его лица теряла свой лихорадочный румянец и становилась синевато-серой.
Он сделал прерывистый вдох, из последних сил прошептал:
— Смотрите, гуси летят… — Это были его последние слова.
Голова Дадли упала на грудь Джорджа со сдавленным рыданием.
Через несколько минут Хэнк произнес глухим голосом:
— Возрадуйся, товарищ.
Он вышел на веранду, чтобы дать Дадли время побыть с Джорджем наедине. Я последовала за ним. Мы пожали друг другу руки, и я в одиночестве побрела в свой пансион.
В тускло освещенной гостиной ожидающий меня Бернард вскочил на ноги и обнял. Его руки, глаза, дыхание — все сулило покой и утешение.
— Это не выглядело отвратительным, — пробормотала я ему в грудь. — Они так любили его! Такой исключительной, великодушной любовью.
Увидев белый свернутый платок Бернарда и ощутив нежность, с которой он предложил его, я расплакалась.
Глава 47
Дело всей жизни
Бернард постучал в мою дверь утром, когда я готовилась идти в студию.
— Не ходите сегодня, — попросил он. — Там нет ничего такого, что не может подождать. Мы поедем в Центральный парк или в Пойнт-Плезент. Куда вам захочется.
— Нет. Вам надо идти на работу.
— Вы для меня важнее. Любовь важнее работы, Клара. Будьте же разумной. Дайте мне помочь вам.
— Я обязана идти. — Я зашнуровала свои башмаки.
— Вы были замужем за студиями Тиффани по меньшей мере дюжину лет. Вы доказали и вашу преданность, и ваш талант. Вам нет необходимости продолжать доказывать это до самой могилы. И кому? Никого это не волнует, Клара, так, как вас. Может, возьмете день, чтобы провести его со мной? Вы только что пережили два таких удара. Воспользуйтесь временем, чтобы прийти в себя.
— Мне надо известить там кое-кого, друга Джорджа.
— Разве вы не можете послать весточку?
— Нет. Я должна сообщить ему об этом сама. И я должна повидать мистера Тиффани.
По его глазам было видно, что я причинила ему боль. Бернард держал меня за руки, но не так крепко, чтобы я не могла высвободиться.
— Просто помните: я знаю и люблю вас больше, чем кто-либо еще, — промолвил он.
Я кивнула, уверила, что он любит меня так, как я всегда страстно желала, но этим утром мне необходимо пойти туда, пока моя решимость еще не остыла. Я быстро вышла и свернула с Ирвинг-плейс на Четвертую авеню, чтобы сесть в подземку. Она доставит меня туда быстрее, чем я успею передумать.
Войдя в студии Тиффани, я сказала себе: «Держитесь крепко, дорогие женщины!» Сначала я зашла в кабинет Генри и затворила за собой дверь.
— Я уже знаю. Хэнк известил меня вчера вечером. — Мы замерли в объятиях друг друга. — Хэнк, Дадли и я могли быть его любовниками, но вы были его лучшим другом.
— Мы прочли несколько строк из Уитмена в самые последние минуты.
— Хэнк рассказал мне.
Я вытерла слезы.
— Берегите себя, Клара. Вам нет необходимости оставаться в студии.
Я не без любопытства уставилась на него.
— Я имел в виду — сегодня. Но можете понять это, как вам угодно. — Он добавил с исключительной деликатностью: — И впредь, и далее.
— Благодарю вас за все, что вы сделали для него и для меня.
Я прошла через коридор в женскую уборную, высморкалась, привела в порядок прическу, расправила плечи и посмотрела на себя в зеркало. То, что я увидела, было лицом женщины, преодолевшей все мыслимые трудности, — той, которая сама будет преподносить собственные сюрпризы, планировать собственные приключения.
