— Мне жаль… — у Финч пересохло в горле.
— Мне тоже, — он сжал ее еще крепче. — Мы будем каждый день писать друг другу электронные письма. — Она кивнула, ее губы дрожали. — А если из-за меня придет огромный счет за телефонные переговоры, возможно, мама решит отправить меня обратно. Так что в любом случае мы встретимся.
— Ты пропустишь мой великий дебют. — Финч должна была ехать верхом на Чейен во время парада Четвертого июля.
— Саймон пообещал сделать кучу фотографий.
Люсьен нежно поцеловал Финч в губы. Когда он отстранился от нее, то увидел, как блестят ее темные глаза.
— Мне пора идти. Меня ждет отец.
— Тогда иди. Пока! — Снаружи оркестр играл что-то очень милое, и через двор доносился запах курицы, жарившейся на гриле. Люсьен уже почти вышел, когда Финч окликнула его с приглушенным смешком: — Эй, как ты узнал, что моя любимая песня «Каштаны жарятся на костре…»?
Он одарил ее улыбкой, которая, словно нож, вонзилась в ее сердце.
— Случайно угадал.
Люсьен ушел. На том месте, где он стоял, в солнечном свете лениво танцевали пылинки. Через мгновение Финч услышала звук отъезжающей машины.
Она прижалась щекой к шее Чейен. Это было несправедливо. Почему она всегда оставалась одна? Ее бросали все, начиная с матери, которая оставила ее в «Макдональдсе», когда Финч было пять лет. Неужели так будет всегда? Неужели ее всю жизнь будут преследовать неудачи?
Когда Финч вернулась к гостям, она увидела, что Энди и Саймон учили маленьких деток бросать через голову подковы в песочницу. Если они и заметили, что Финч плакала, то были достаточно тактичны, чтобы ничего не сказать, хотя Энди выглядела чрезмерно заботливой, а Саймон впервые не сыпал своими дурацкими шутками.
По дороге к дому Финч увидела Марка и Анну, раскачивающихся в объятиях друг друга на импровизированной танцплощадке, обитой фанерой. Глядя на них, Финч подумала, что еще никогда не чувствовала себя такой одинокой.
В кухне она застала Мод и Клэр, добродушно спорящих о том, сколько сахара класть в лимонад, а Сэм и Герри приносили из-под тента грязные тарелки.
Где-то в глубине дома плакала Эсси. Финч пошла в детскую и увидела, что Лаура сидит с девочкой в кресле-качалке и пытается ее успокоить.
— Это все из-за перевозбуждения — она не привыкла видеть столько людей. — Лаура повысила голос, чтобы перекричать завыванья Эсси.
— Давай я посижу с ней, а ты пойди поешь, — предложила Финч.
Лаура передала Эсси Финч, и та мгновенно перестала плакать, глядя на Финч широко открытыми глазами, а затем расплылась в улыбке. Давно забытый образ вдруг всплыл в памяти Финч: улыбающаяся женщина в голубом платье склоняется над ней. Внезапно у Финч появилась уверенность в том, что все как-нибудь образуется. Она взяла Эсси за толстенький коричневый пальчик и, покачивая им, запела: «Этот пальчик в лес пошел…»
