Они доплыли до плота. Арлетта, после многих недель танцев еще более стройная, чем всегда, выскочила из воды, как великолепная Афродита. Она тряхнула волосами и шлепнулась рядом с Сабой, потом подрыгала ногами в воздухе и осталась довольна своей формой.
Некоторое время они лежали бок о бок, касаясь плечами, и вбирали в себя солнце. Потом Арлетта спросила:
– Ты еще не думала про Индию?
Саба вздохнула – вопрос сложный. Им обеим предложили в ЭНСА трехнедельные гастроли по Индии, но она никак не могла найти момент, чтобы сообщить об этом Дому.
– Честно признаться, я пока не могу решить; не знаю, что скажет Дом, и вообще…
– Саба. – Арлетта села и серьезно посмотрела на подругу. – Знаешь, что я тебе скажу? Только пойми меня правильно…
– Ну?.. – Саба насторожилась.
– Понимаешь… Да, конечно, вы с Домом очень счастливы вместе, это видно невооруженным глазом… Он обожает тебя, а ты его, и все это очень романтично, ничего не скажешь… – Арлетта скрестила руки на груди и прищурилась. – Только… не отдавай ему всю себя до конца; оставь немножко себе.
– Я знаю, Арлетта, – ответила она с неохотой. Но в этот момент ей хотелось рожать ему детей, научиться вкусно готовить, навсегда сохранить в душе эту сладкую, медовую радость их любви. – Что мне нравится в ЭНСА – то, что я могу там делать те вещи, которые умею, и это здорово – я искренне это говорю.
Арлетта удивленно глядела на нее, высоко подняв брови.
– Когда ты думала, что он погиб, – напомнила она, – ты бросила петь или, по крайней мере, хотела бросить. И поверь своей тетушке Арли: ни один мужик не стоит таких жертв.
В голосе Арлетты прозвучала грусть. Саба слышала ее не в первый раз.
– Арл, не говори ничего, если не хочешь. Но что случилось с Барни? Я больше не слышу о нем от тебя.
– Барни? – мрачно переспросила Арлетта. – Ох, с ним все кончено. Все. Я хотела тебе сказать. Нет, все нормально, Саба, честное слово, – не надо ничего говорить. Он собирался вернуться в Англию, и я знала, что этого не избежать. Мне не хотелось говорить тебе при Доме, а то вдруг я скажу что-то злое и несправедливое, и тогда Дому придется его оправдывать.
– Значит, нормально? Ты не переживаешь? – осторожно спросила Саба: Арлетта не терпела, когда ее жалели.
– Ни капли, – твердо заявила Арлетта. – Я знала, что так произойдет. И не ошиблась. Конец истории. К тому же я хочу повидать моего малыша и попробую жить правильно хотя бы несколько лет. Но – о боже! – я так буду скучать без всего этого – тут было божественно. – Слово «божественно» она пропела, словно оперная дива.
– Без чего ты будешь скучать больше всего, Арли: без скорпионов? Без дохлой собаки под сценой в Суэце? Без песка в туфлях? Или без брезентового таза, который был у вас один на двоих с Яниной?
– Ха-ха-ха – не знаю. Пожалуй, и без этого тоже. Ладно, оставим сантименты.
Они молча лежали несколько минут. Потом Арлетта тяжело вздохнула.
– Я буду скучать без тебя. – Она сказала это просто и искренне, так, как могла только она. – Ты была мне хорошей подругой.
Они снова замолчали. Арлетта встала и пробормотала:
– Последний заплыв, и все к черту. – Она подпрыгнула и, бешено дрыгая ногами, с плеском погрузилась в море. Когда вынырнула, волосы прилипли к ее голове, и она казалась совсем девочкой.
– Боже, как чудесно! – воскликнула она. – Вот это я искупалась по-настоящему.
Они поплыли рядышком к берегу.
Арлетта уезжала на следующий день – Дом вызвался подбросить ее на мотоцикле до вокзала в Александрии. Саба с Домом стояли в дверях, когда она появилась в темных очках, с шифоновым платочком на голове – прямо-таки кинозвезда.
– Обними меня, маленькая безумица, – сказала она Сабе и сама первая обхватила ее, окутав ароматом духов «Шалимар». Слезы полились по ее щекам. Она стряхнула их и с задорным воплем села на заднее сиденье. За секунду до того, как скрыться в туче пыли, она поцеловала кончики пальцев и страстно помахала Сабе с криком «Crepi il lupo». Из-за такого драматического жеста мотоцикл едва не потерял равновесие.
А Саба, стоя в пыли, слушала удалявшийся рокот мотора и гадала, увидит ли когда-нибудь еще свою подругу. Арлетта говорила, что они, возможно, не встретятся много лет, а может, и вообще никогда – у шоу-бизнеса свои законы.
Когда Доминик вернулся к ланчу домой, он был весь покрыт пылью. В одной руке он держал сверток, в другой конверт.
Саба неловко резала на кухне хлеб и пыталась вспомнить, сколько минут мама варила яйца. В эти дни она открыла для себя новое удовольствие – кормить своего мужчину. С нежностью и заботой она выкладывала на блюдо сыр и спелые помидоры, хлеб и ломтики дыни.
Услышав звук мотора, она с улыбкой подошла к окну. Доминик вошел в дом и поцеловал ее в шею.
– Девочка моя, – произнес он, обнимая Сабу за плечи. – Красавица моя. Ты загрустила?
– Немного. – Но одновременно она радовалась, что они снова остались вдвоем.
Его руки скользнули вниз и теперь держали ее за талию. Он уткнулся носом в ее волосы.
– Пойдем, выпьем вместе. У меня для тебя сюрприз.
Он отвел ее на веранду. Они сели вместе в плетеное кресло. Он отдал ей конверт и, пока она открывала, не сводил с нее глаз.
Два билета.
Она взглянула на них и радостно ахнула.
– Круиз по Нилу. Ой, Дом! Фантастика! – Она даже завизжала от восторга и прыгнула к нему на колени.
– Время самое удачное, – радостно сообщил он. – Нам дали еще две недели, и кто знает, когда мы уедем из Египта. Вот я и подумал: почему бы и нет, черт побери! Пароход «Филы» красивый, как в старину; мы поглядим на древних фараонов в их гробницах. Война закончилась, музеи вновь открылись. Съездим в Долину царей. – В его глазах сверкал восторг.
– Подожди-подожди, Дом. – Она вчиталась в билеты.
– Это на следующей неделе, удобное время, правда?
– Нет, Дом, – упавшим голосом возразила она. – Нет. Я никак не могу. Абсолютно. Отплытие двадцать третьего марта – а это неделя каирских концертов Озана.
– Ох, дьявол. – Он даже не пытался скрыть свое разочарование.
– Ты разве забыл об этом? И пожалуйста, не ругайся так при мне, – добавила она, хотя не испытывала особого возмущения.
– Да, забыл, – угрюмо заявил он, хотя она говорила ему об этом. – Совершенно вылетело из головы. Так что же, у нас будет так всегда? – В его голосе зазвучала непривычная для нее стальная нотка.
– Как так?
– Как вот сегодня.
– Возможно, – уклончиво ответила она, а сама подумала: черт побери, ты должен помнить о таких вещах – это важно для меня.
