Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 142
ГВОЗДЬ СЕЗОНА!
НОВЫЙ ШЕДЕВР СОВЕТСКОГО КИНЕМАТОГРАФА! «КРАСНЫЕ ВОИНЫ»
Эпическое полотно о героических подвигах красноармейцев в гражданской войне!
САГА О ПРОЛЕТАРИАТЕ!
Колоссальное произведение о массовом подвиге рабочих и крестьян!
На одном из кинотеатров также висел плакат:
ТОВАРИЩ ЛЕНИН СКАЗАЛ:
«ИЗ ВСЕХ ИСКУССТВ, ВАЖНЕЙШИМ ДЛЯ НАС ЯВЛЯЕТСЯ КИНО».
Вход в кинотеатр был ярко освещен. Билетеры зевали, уныло поглядывая на прохожих. Никто не обращал внимания на вывешенные фотоснимки с кадрами из фильма.
— Сюда ты не хочешь, — заметил Андрей.
— Нет, — подтвердила Кира.
В четвертом кинотеатре, поменьше, шел заграничный фильм. Это была старая, неизвестная, непримечательная по составу актеров лента; на стекле витрины были наклеены три выцветшие фотографии с изображением дамы с чрезмерным макияжем на лице, одетой в платье, которое было модным лет десять назад.
— Может, посмотрим это? — предложила Кира. Касса была закрыта.
— Извините, граждане, мест нет, — пояснил билетер. -— На этот и на следующий сеанс все билеты проданы. Фойе полностью забито желающими.
— Что ж, сойдут и «Красные воины», — вздохнула Кира, когда они покорно пошли прочь.
В фойе огромного с белыми колоннами кинотеатра было пусто. Сеанс уже начался, и по правилам никого не должны уже были пускать. Однако оживившийся билетер с готовностью пропустил их.
В зале было темно и холодно. Грохот оркестра отражался от стен огромного пустого помещения. Кое-где среди свободных рядов сидели случайные зрители.
По экрану, шлепая по грязи, несется толпа в серой ободранной форме со штыками наперевес. Толпа в серой ободранной форме сидит у костра и варит похлебку. Тянется бесконечно длинный товарный поезд, в вагонах которого сидит толпа в ободранной форме. Появляются титры: «Спустя месяц». Шлепая по грязи, несется толпа в серой ободранной форме, со штыками наперевес. Повсюду развеваются знамена. На фоне серого горизонта ползает в окопах толпа в серой ободранной форме. Появляются титры: «Битва под Завражино». Толпа в лакированных сапогах расстреливает выстроенную вдоль стенок толпу в лаптях. Появляются титры: «Битва под Самсоново». Шлепая по грязи, несется толпа в серой ободранной форме, со штыками наперевес. Появляются титры: «Спустя три недели». На фоне заходящего солнца тянется бесконечно длинный поезд. Появляются титры: «Пролетариат наступил тяжелым сапогом на горло поверженных аристократов-предателей». Толпа в лакированных сапогах танцует в грязном борделе среди разбитых бутылок и полуголых девиц, которые смотрят прямо в камеру. Появляются титры: «Но красным воинам присущ дух верности делу пролетариата». Шлепая по грязи, несется толпа в серой ободранной форме, со штыками наперевес. В фильме нет ни сюжета, ни героя. До этого Кира и Андрей обратили внимание на плакат в фойе: «Цель пролетарской культуры — показать жизнь масс во всей ее полноте».
В перерыве перед второй серией Андрей спросил Киру:
— Хочешь посмотреть, чем закончится?
— Да, еще все равно рано.
— Я знаю, что тебе фильм не нравится.
— Ты тоже от него не в восторге. Забавно получается, Андрей. У меня была возможность пойти сегодня вечером на новую балетную постановку в Мариинский, но я отказалась, потому что спектакль был революционным, и вот сейчас я смотрю это эпическое полотно.
— С кем у тебя была возможность пойти в театр?
— Да так, с одним моим другом.
— Не со Львом Ковалеиским, случайно?
— Андрей, тебе не кажется, что ты ведешь себя бесцеремонно?
— Кира, из всех твоих друзей — он единственный…
— …который тебе не нравится, я знаю. И все же мне кажется, что ты говоришь об этом слишком часто.
— Кира, тебя не интересует политика, не так ли?
— Нет, и что?
— Ведь у тебя никогда не возникало желания бессмысленно принести в жертву свою жизнь и запросто вычеркнуть из нее годы, проведя их в тюрьме или ссылке? Правда?
— К чему ты клонишь?
— Держись подальше от Льва Коваленского.
Она открыла рот, и на некоторое время ее рука застыла в воздухе. Переведя дыхание, она с большим трудом выговорила:
— Что… ты… имеешь… в виду… Андрей?
— Надеюсь… ты не хочешь прослыть знакомой человека, который дружит с плохими людьми.
— Какими людьми?
— Разными. С товарищем Серовым, например.
— Ну что у Лео может быть…
— Он ведь владелец частного продовольственного магазина, так?
— Андрей, ты что, разговариваешь со мной как агент ГПУ с…
— Нет. я тебя не допрашиваю. Я просто хочу знать, насколько хорошо ты знаешь его дела, — для твоей же безопасности.
— Какие, какие дела?
— Больше я ничего не могу тебе сказать. Я и так сказал тебе слишком много. Но я должен быть уверен, что твое имя нигде не будет фигурировать.
— Где оно может фигурировать?
— Кира, с тобой и по отношению к тебе я не агент ГПУ.
Свет погас. Оркестр заиграл «Интернационал».
На экране, тяжело ступая на сухую заскорузлую землю, движется толпа в грязных сапогах. Перед зрителями мелькают огромные, во весь экран серые сапоги с толстыми подошвами; снаружи, под действием мышц, они собраны в складки, изнутри пропитаны потом. Сапоги не спешат, но и не медлят; это не копыта, но и не человеческие ноги; они перекатываются с пятки на носок, с пятки на носок, подобно серым танкам, дробя и сметая все, что попадается на их пути, превращая комья земли в пыль; бесконечным серым потоком чеканят шаг безжизненные, лишенные жалости сапоги.
Кира, заглушаемая грохотом «Интернационала», прошептала:
— Андрей, ты что, выполняешь новое задание ГПУ?
— Нет, я веду самостоятельное расследование, — сухо ответил он.
На экране на фоне черного неба возникают серые тени людей в военной форме, собравшихся вокруг костров. Чьи-то мозолистые руки помешивают воду в железном котелке; кто-то осклабился, показывая кривые зубы; покачиваясь из стороны в сторону, играет гармонист, на его лице застыла сальная усмешка; вскидывая ноги и прихлопывая в ладоши, выплясывает «казачок» какой-то парень; кто чешет бороду, кто — шею, кто — затылок; боец в расстегнутой гимнастерке жует корку хлеба, крошки падают на его черную волосатую грудь. Все празднуют очередную победу.
— Андрей… у тебя есть что сообщить ГПУ? — тихо спросила Кира.
— Да, — ответил он.
На экране шествует по улице города демонстрация, организованная в честь победы. Перед камерой медленно проплывают знамена и лица… В равномерном, нескончаемом потоке, подобно восковым фигурам, которые управляются невидимыми нитями, движутся миллионы людей, молодых и старых, в темных платках, вязаных шалях, солдатских фуражках, кожаных кепках. Их лица одинаково неподвижны и суровы; их невыразительные глаза кажутся нарисованными; губы у них мягкие и бесформенные. Никакой воли, никакой работы мышц — мостовая сама движется под ногами. Энергию сообщают только реющие, как паруса, знамена. Топливо заменяет духота, исходящая от слабой, тестообразной плоти. Дыхание отсутствует, чувствуется только запах залатанных подмышек и взмыленных сгорбленных плеч, которые бредут, бредут и бредут. В этом шествии нет никаких признаков жизни.
Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 142
