Ознакомительная версия. Доступно 30 страниц из 147
В ответ на его откровенное признание раздался одобрительный хохот и все зааплодировали. Есенин, улыбнувшись, достал из кармана сложенный лист бумаги.
— Вот я тут кое-что набросал, не знаю, понравится ли вам. Название неплохое, — развернул он листок. — «Поэтам Грузии»!
Весь зал ахнул.
— Вы извините, я буду подглядывать… — С лиц сидящих в зале не сходила улыбка нетерпеливого ожидания. Вздохнув глубоко, Есенин начал:
Писали раньше
Ямбом и октавой.
Классическая форма
Умерла,
Но ныне, в век наш
Величавый,
Я вновь ей вздернул
Удила.
Зал взорвался аплодисментами. Есенин, благодарно кивнув, уже увереннее продолжал:
Земля далекая!
Чужая сторона!
Грузинские кремнистые дороги.
Вино янтарное
В глаза струит луна,
В глаза глубокие,
Как голубые рога.
Последние строчки он прочел, глядя на молоденькую грузиночку, сидящую в первом ряду, рядом с Тицианом Табидзе.
Поэты Грузии!
Я ныне вспомнил вас,
Приятный вечер вам,
Хороший, добрый час!
Товарищи по чувствам,
По перу,
Словесных рек кипение.
И шорох,
Я вас люблю,
Как шумную Куру,
Люблю в пирах и в разговорах.
Зал загудел от восторга, готовый снова сорваться аплодисментами, но Есенин остановил их жестом руки.
Я — северный ваш друг
И брат!
Поэты — все единой крови.
И сам я тоже азиат
В поступках, в помыслах
И слове.
И потому в чужой
Стране
Вы близки
И приятны мне.
Публика уже не могла сдерживаться — она зааплодировала, крича: «Браво, Есенин!»
Есенин опустил листок и, улыбаясь, раскланялся. Когда он вновь поднял листок, публика стихла, как по мановению дирижерской палочки.
Века всё смелют,
Дни пройдут,
Людская речь
В один язык сольется.
Историк, сочиняя труд,
Над нашей рознью улыбнется.
Он скажет:
В пропасти времен
Есть изысканья и приметы…
Дралися сонмища племен,
Зато не ссорились поэты.
Есенин остановился и пояснил:
— Дальше будет еще несколько строф! А вот так заканчивается стихотворение… — Он убрал листок в карман и прочел наизусть:
Поэты Грузии,
Я ныне вспомнил вас,
Приятный вечер вам,
Хороший, добрый час!..
Товарищи по чувствам,
По перу,
Словесных рек кипение.
И шорох,
Я вас люблю,
Как шумную Куру,
Люблю в пирах и в разговорах.
Когда Есенин поклонился зрителям, люди из зала полезли к нему на сцену, желая лично обнять, поблагодарить поэта. Табидзе, Паоло Яшвили и Георгий Леонидзе пытались было защитить его, но куда там! Восторженная толпа смела их, словно Кура, своим бурным потоком.
Дальше все происходило как в угаре. Вот Табидзе за столом кричит, протягивая к нему свой бокал:
— Ты гениальный поэт, Сергей! Если окажешь честь, я переведу твои стихи на грузинский. Все переведу! Буду счастлив и горд!
Вот Паоло лезет к нему с объятиями:
— Ты гениальный поэт! Ты такой же, как я!
Вардин со сталинскими усами пыхтит ему в лицо трубкой:
— Ты выполнил заказ, товарищ Есенин! Молодец! Джигит!
Все потонуло в едином сплошном восторге:
— Са-карт-ве-ло-о-о!!!
На железнодорожном вокзале Тифлиса из вагона по ступенькам едва спустились лучшие поэты Грузии. Все трое были крепко выпивши. Паоло Яшвили, взяв проводника за лацкан форменной тужурки, спросил:
— Как тебя зовут, кацо?
— Гиви Хоситашвили, — улыбнулся проводник, поддерживая его за плечи.
— Нас знаешь? — икнул Тициан Табидзе.
— Как же, вы поэты! Ты Табидзе, этот Яшвили, что за меня держится… А этот, что вагон держит, — Леонидзе!
— Ты настоящий грузин! Слушай и запоминай! — дернул его за тужурку Паоло. — В купе мы положили нашего друга — гениального русского поэта Сергея Есенина! Понял?.. Он едет в Баку… вот билет… Где билет, Тициан?
— Я не брал, — снова икнул Табидзе, — спроси у Георгия, он покупал…
— Георгий, слышишь? Оторвись от вагона! Где билет Есенина?
Леонидзе промычал в ответ что-то невразумительное. Табидзе пошарил у него в кармане, достал билет и тут же уронил на перрон. Он хотел было поднять, но проводник опередил его:
— Вот билет, батоно Тициан… вагон мой, купе номер восемь, а Серго Есенина вы куда положили?
— Какая разница? — возмутился Табидзе. — Вагон твой? Твой! А эти купе-мапе, номера-мамера, какая разница? Вай ме! Вот деньги, Хачишвили! — Он сунул ему в карман скомканные бумажки. — Все сделай по высшему разряду, по-грузински!
— Дорогой Табидзе, все сделаю! Батоно Есенин доволен будет! Вы довольны будете! Все будут довольны, сакартвело! Друзья, заберите Леонидзе, а то сейчас поезд тронется, не дай бог упадет!
Табидзе и Яшвили еле оторвали Леонидзе, намертво вцепившегося в поручни вагона, и, взяв его под руки, стояли, покачиваясь, глядя вслед удаляющемуся вагону и напевая застольную:
Если прохожий к тебе зашел,
«Цоликаури» поставь на стол!
Если ты выпил и загрустил,
Ты не мужчина, не грузин!
Глава 7
БАКУ
Поезд в Баку прибыл рано утром. Наняв извозчика, Есенин вернулся в гостиницу и, поднявшись в свой номер, рухнул, не раздеваясь, на кровать. Он проспал до обеда, а когда проснулся, в голове был полный сумбур. Он хотел освежиться, подставив голову под кран, но вода оказалась теплой и облегчения не принесла. Переодевшись в белый холщовый костюм и белые парусиновые туфли, Есенин поглядел на себя в зеркало и брезгливо поморщился:
— Да! Сакартвело! Шени дэда!
Выйдя из гостиницы, он сел в пролетку и велел везти его в редакцию газеты «Бакинский рабочий».
— Я приехал! Вот! — сказал он, широко улыбаясь Чагину, когда, постучав, вошел в его кабинет.
— Здравствуйте, Сергей! — вышел из-за стола Чагин, испытующе глядя на изрядно помятое лицо Есенина. — Здравствуйте, дорогой! Я знаю, что вы приехали в Баку давно и вдруг исчезли. Почему? Что случилось?.. Ладно, не говорите, сам узнаю! — пошутил он.
Ознакомительная версия. Доступно 30 страниц из 147
