Книга Боярыня Морозова - Владислав Бахревский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 135
Царь поднялся со своего места, подошел к горящим свечам, поджег свиток, бросил на пол. Все глядели, как корчится сгорающая на глазах бумага.
– Всех неистовых – на плаху, в сруб! Довольно уговаривать! Наше доброе они смелы попирать бесстыдно. Мы их терпим, а они нас – нет.
Царь наступил на сгоревший трупик Доментианова послания.
– Великий государь! – сказал Артамон Сергеевич. – В городах народ за старую веру не держится.
– Не за веру, за обряд, – поправил патриарх Иоасаф.
– Прости, святейший, – за обряд. Все недовольные по лесам разбежались.
– Вот и спалить их вместе с лесами. Дух противоборства – от Сатаны. Довольно с нас одного Разина, другой не надобен.
Поднялся сидевший рядом с патриархом архимандрит Чудова монастыря Иоаким, поклонился государю, поклонился святейшему, Думе.
– Над матерью Церковью не в берлогах вижу глумление, но в самой Москве. Расстрига протопоп Аввакум оставил духовных чад в таких домах, куда даже владык на порог не пускают.
– Ах, на порог! – закричал Алексей Михайлович, привскакивая на своем высоком месте. – Ах, на порог! Да мы ее из дома – прочь! О Федосье Прокопьевне говоришь? Я было разорил ее, да сердобольных много. Мы им кушанья, вина фряжские, а они в нас – говном своим! Завтра же идите к ней, и пусть сама решает. Или с нами, или – прочь со двора. Тюрьма по Федосье навзрыд плачет. Тебе, святейший, решать, кого пошлешь к боярыне Морозовой. А ты, Артамон Сергеевич, думного дьяка укажи.
– Великий государь! – поднялся князь Юрья Алексеевич Долгорукий. – У меня в Стрелецком приказе есть человек, коего никакими хитростями не проймешь… Думный дьяк Иванов, Илларион.
– Добрый слуга, – согласился государь.
– Архимандрит Иоаким к боярыне пойдет, – решил патриарх.
Алексей Михайлович тяжело вздохнул:
– Эх, Федосья Прокопьевна! Вот времена! Бабы царям перечат! Худой славой себя тешат. А царь-то, он ведь лев. Жахнет лапой – и мокрое место.
Посмотрел на бояр строго, но губы горько сложились. Хотел радовать и народ, и царство, а жизнь то один шершавый бок подставит, то другой – и оба в гноище.
* * *
День апостола Филиппа в доме боярыни Морозовой начался задолго до зари. Молились как всегда, но насельницы приметили: в глазах инокини-боярыни слезы стоят, не проливаются. Федосья Прокопьевна совсем уже Феодорой стала.
После службы все обычно расходились поспать. На этот же раз Феодора пригласила всех на трапезу. Блюда были поставлены хоть и постные, но обильные, обеденные. Ели монашенки неторопко, строгая постница Елена так и вовсе только прикасалась губами к кушаньям.
– Насыщайтесь! – сказала Феодора со строгостью.
И, видя, что охоты к еде у стариц не прибыло, глянула на Меланью. Та поднялась, прочитала благодарственную молитву. Феодора поклонилась инокиням до земли.
– Матушки мои! Пришло мое время. Разлетайтесь! Подальше, подальше от сего дома. Да сохранит вас Господь! А меня, грешную, благословите на Божие дело. Помолитесь, поплачьте. Да укрепит мя Господь ваших ради молитв, ежи страдати без сомнения о имени Господни.
Вспугнула стаю: кончилась покойная жизнь. Заметались матушки. Меланья спросила боярыню:
– Не позволишь ли взять недоеденное? Кто и где теперь накормит нас?
– Берите! – сказала Феодора. – Слуги мои котомки вам собрали. У кого шубы нет али плоховата – в людской выберете по себе. Шубы овчинные, но крытые. Там и валенки на всех.
Комнатные Анна Соболева да Ксения Иванова каждой старице подали варежки. Тяжелехонькие. В правой – по десять рублей серебром – большие деньги, в левой – по десяти алтын. Меланье, матери духовной, Феодора пожаловала сто рублей, шубу лисью, дала и лошадей, наказала слугам до Калуги матушку довести.
* * *
Еще не рассвело как следует, а боярыня, обернувшись из Феодоры Федосьей Прокопьевной, уже готова была к нашествию царских приставов – сестрица Евдокия Прокопьевна с вечера оповестила о грозящей беде. Но вот уж и солнышко взошло, позднее, зимнее, – не тревожили. Иван Глебович сел трапезничать.
Федосья Прокопьевна подступила к нему со словами заветными, приготовленными в бессонные ночи:
– Чадо мое драгоценное. Вчера духу не набралась сказать тебе о злой напасти, иже стоящей за дверью дома нашего. Царь указал наслать на нас архимандритов с дьяками. Защитница наша, добрая душа Мария Ильинична, плачет по нас на небесах. Увы! Михалыч-то, кобелясь, забыл о ней.
– Матушка, ну зачем ты о государе говоришь нелюбезно?.. Я, чай, во дворце служу. Не видят мои глаза ни злодейства, ни лукавства. Государь честно живет.
– Твоя чистота хранит тебя от зверя, живущего в кремлевских палатах. Сатанинское лукавство в ризы рядится золотые, слепит белизною. Но недолго ждать: царство русское повергнется вскоре во тьму кромешную. Одни купола с крестами в свету останутся.
– Ты хочешь, матушка, чтоб я перекрестился, выставив перед царем два перста? А потом – в яму, к дружку твоему, к распопу Аввакуму!
– О! О! – вскрикнула Федосья Прокопьевна, словно в сердце ее укололи. – Хочу, чтобы ты жил счастливо, покойно, детишек бы наплодил. Ты один – Морозов… Но могу ли пожелать тебе, янтарю, внукам и правнукам адской геенны?
– Что же патриарх Иоасаф, а с ним и вселенские патриархи не страшатся складывать воедино три перста? А владыки? Ни единого нет, чтоб ваше супротивничанье благословил.
– Павел Коломенский восстал – замучили. Что ты на владык смотришь? Владыки не моргнув глазом избрали в патриархи униата Игнатия при Самозванце. Ты еще о боярах скажи! Кто святейшего Ермогена в Кремле голодом уморил? Ванька Романов со товарищи… Господи! Сама не знаю, что хочу для сына моего! – Федосья Прокопьевна положила голову на стол.
Сын не подошел, не утешил. Федосья Прокопьевна разогнула спину, смотрела перед собой, лицом юная, телом стройная.
– Матушка!.. – Голос у Ивана Глебовича дрогнул, ничего больше не сказал.
– Знаешь, чего бы пожелала себе, тебе, батьке Аввакуму?.. Был такой афинянин именем Марк. Удалился от мира в Эфиопию, в горы. Девяносто пять лет жил отшельником. И послал ему Бог монаха Серапиона. Вот Марк и спросил: «Есть ли ныне в мире святые, творящие чудеса по заповеди Сына Божьего: «Если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: «Перейди отсюда туда», – и она перейдет. И ничего не будет невозможного для вас»? Сказал сие Марк, смотрит, а гора сошла с места, к ним движется. Марк и говорит: «Я не приказывал тебе сдвинуться с места, я с братом беседовал. Иди себе туда, где была». А гора-то успела пять тысяч локтей прошагать.
– Матушка, это вы с батькой Аввакумом дерзайте. Где мне горами помыкать… – Иван Глебович дотронулся до материнской руки. – Прости меня. Ты все о святости, о подвигах… Мы вот съездили с Артамоном Сергеевичем к немцам… Они у меня перед глазами. Как они пиво-то свое пьют! Положили руки друг другу на плечи – большая семья. Вот бы чего нам Бог дал. Горы пусть стоят, где поставлены, не шелохнутся, на нас глядя.
Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 135
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Боярыня Морозова - Владислав Бахревский», после закрытия браузера.