глаза сужаются.
— Почему, Джиа? — В его голосе внезапно появляются опасные нотки, и мое сердце бьется сильнее, страх мешает думать.
Если я расскажу ему, будет еще хуже. А может, какая-то его часть не захочет причинять боль ребенку. Может быть, он не захочет этого хотя бы для того, чтобы использовать это как шантаж против Сальваторе.
— Я беременна. — Мой голос тоненький, дрожащий, вся моя непокорность исчезла. Я хочу бороться, но мне так страшно. Происходит все то, чего я никогда не знала, что нужно бояться, и я жалею, что не поверила Сальваторе раньше. Лучше бы я вообще не соглашалась на брак с Петром.
Лучше бы я была дома.
Глаза Петра темнеют от гнева, и я чувствую, что начинаю дрожать. Мои руки онемели, но все остальное во мне дрожит, когда я смотрю на него, ужасаясь тому, что произойдет дальше. Он пересекает комнату в два быстрых шага, тыльной стороной ладони ударяя меня по лицу, прежде чем я успеваю осознать происходящее. Моя голова откидывается в сторону, и я чувствую вкус крови на губе.
— Шлюха, — рычит он. — Можешь забыть о том, что я тебе предлагал, Шлюха. Мне не нужна эта твоя использованная пизда.
Его пальцы хватают меня за подбородок, откидывая мою голову назад, чтобы посмотреть ему в лицо.
— Но кто-то другой захочет. Я продам вас обоих, тебя и ребенка. Трахну тебя, как мафиозную шлюху, которой ты и являешься. Как тебе это, Сука?
Я не слышу, как он меня называет, но я слышу яд в его голосе и знаю, что ничего хорошего. Он отдергивает руку от моего лица, в его глазах ненависть, и кричит что-то по-русски. Мгновение спустя дверь открывается, и в комнату входит громоздкий мужчина с небольшим черным кожаным кейсом в руках.
Страх пронзает меня, но, несмотря на это, я вскидываю подбородок и смотрю на Петра.
— Сальваторе придет за мной, — говорю я ему, заставляя голос звучать вызывающе. — Он не позволит тебе сделать это.
Петр усмехается, но в этом нет ничего смешного.
— Сальваторе мертв, — говорит он категорично. — Твое будущее теперь мое, Сука. И я решаю, что с тобой будет.
Сердце замирает, тошнота накатывает с новой силой, когда Петр проходит мимо мужчины, не оглядываясь. Мужчина расстегивает кейс, достает шприц, и у меня на глаза наворачиваются слезы.
Я не верю. Не верю. Петр может сколько угодно говорить, что Сальваторе мертв, но это не значит, что он говорит правду. Я должна верить, что надежда еще есть. Если Сальваторе прервал мою свадьбу, чтобы ворваться к алтарю и забрать меня себе, то ничто не сможет помешать ему снова спасти меня.
Я закрываю глаза и стискиваю зубы, когда игла касается моей кожи, крепко держась за эту единственную надежду, которая осталась у меня и моего ребенка.
Я надеюсь Сальваторе придет за нами, пока не стало слишком поздно.
26
САЛЬВАТОРЕ
В тот момент, когда Джию оттаскивают от меня, я чувствую, как что-то щелкает внутри. Ее рука выскальзывает из моей, и я поворачиваюсь, чтобы увидеть, как человек в черном дергает ее за спину и тащит к потоку головорезов Братвы, вливающихся с левой стороны церкви. Инстинкт подсказывает мне, что надо бежать за ней, и я кручусь, пытаясь догнать человека, уводящего ее от меня.
Но толпа разделяет нас, и все, что я могу сделать… это услышать ее крик.
Моя рука автоматически направляется туда, где у меня был бы пистолет, если бы я носил оружие. Но я не ношу. Это должна была быть свадьба, и я безоружен. Я вижу свою охрану, но они пробиваются сквозь толпу, гости в панике пытаются выбраться из церкви.
Это полное безумие. Женщина лежит на полу, ее рука сломана после того, как кто-то наступил на нее в попытке выбраться. Я слышу плач детей, крики других гостей. И над всем этим я все еще слышу Джию.
В церкви раздаются выстрелы, и в нескольких сантиметрах от меня падает тело — один из Братвы. На чистом инстинкте я хватаю его пистолет, голова раскалывается, адреналин захлестывает меня, и я бросаюсь в ту сторону, куда увезли Джию. Один из Братвы пытается отрезать мне путь, и я нажимаю на курок.
Он падает, кровь льется из пулевого отверстия в его горле.
Кажется, что вокруг меня все движется в замедленной съемке. Мой палец сжимает курок, снова и снова прокладывая себе путь сквозь Братву, которая пытается меня остановить. В ушах звенит, нос горит от едкого запаха оружия. Я слышу, как Джозеф зовет меня, когда я смотрю на открытую дверь, через которую они протащили Джию, и оборачиваюсь, чтобы посмотреть на его бледное лицо.
— Что? — Кричу я ему, и он хватает меня за руку и трясет. Этого достаточно, чтобы встряхнуть меня. Я босс Джозефа, и он никогда не прикасался ко мне таким образом. Он никогда бы не схватил меня. Но выражение его лица неистово.
— Кто-то из наших ребят видел куда увели Джию. Давай. Пошли!
Он кричит мне все это, и я киваю, сердце замирает в горле, когда я следую за ним. Все, о чем я могу думать, это паническое выражение ее лица, ужас в ее голосе, вид того, как ее уводят от меня. После всего, что было, потерять ее — немыслимо. Я даже не могу остановиться, чтобы подумать о том, что сделал Игорь, об этом новом предательстве и его будущих последствиях или о том, что это, несомненно, было спланировано, потому что все, о чем я могу думать, это как вернуть Джию.
Церковь кишит Братвой, грохот выстрелов наполняет воздух, запах крови густой. Джозеф и моя охрана движутся вокруг меня, устремляясь вперед, они рубят всех, кто пытается встать на нашем пути, и расчищают путь к двери. Один из людей Игоря проталкивается сквозь меня, и я снова нажимаю на курок, отбрасывая его в сторону, а мои люди бросаются вперед, на его тело. Я бросаю пустой пистолет, нагибаюсь, чтобы взять свежий с мертвеца, и моя нога едва не поскальзывается в луже крови.
Прошли годы с тех пор, как я был в центре чего-то подобного, но мое тело реагирует на инстинкт. Главное — выбраться из церкви, и мы несемся вперед, Братва падает как мухи, когда мы вырываемся на открытое пространство. Двери машины распахиваются, и мы с Джозефом бросаемся в нее, а за нами следуют еще двое мужчин, когда водитель отъезжает
