был Звездой Небесное Семя, по которой астрологи Ардва-Дран предсказали семилетнюю засуху, уничтожившую Каппадридскую империю. Геофизики и металлурги в настоящее время изучают ряд небольших ударных кратеров на предмет наличия в них ионов металлов. Пока никаких вещественных доказательств нет. А как быть с другой историей? Божествам доказательства не нужны. Наши устные традиции разделяют ряд базовых образов: мировое море, представление о реальности как о единой изначальной сущности, которая распалась на взаимодополняющие и противоположные близнецовые эманации. Точно так же наши языки, по-видимому, имеют один общий корень. Исследования нашей митохондриальной ДНК демонстрируют, насколько тесно связаны даже самые враждебные нации. Поселенцы изначально владели железными орудиями труда. Их интеллекта хватало для развития письменности, но у первых поколений имелась другая задача – выжить. Какие уж там летописи. Первых людей было до безумия мало. Они были ужасно одиноки.
Мы до сих пор такими остались.
* * *
На вторую половину дня запланированы встречи, знакомство с новой, только что назначенной хуметранской делегацией, затем еженедельная аналитическая сессия «Команды ксено», как мы себя называем. Ксенобиологи, ксеноантропологи, ксеносоциологи, ксенолингвисты, ксенопсихологи. Было бы честнее назваться «Командой – логов и -истов». Специалисты, ученые, шпионы. Нет, последняя профессия – никакая не «-логия». И ничего честного в ней нет. Не устаю изумляться лицемерию: мы все из разных стран, и каждый на кого-то работает, но при этом команда продолжает возиться с отчетами, повестками дня и понемногу интриговать, как будто признание вины в мелком преступлении освобождает от ответственности за крупное. Дегра Дунн, как обычно, ведет себя, словно охотничий пес: снова и снова придирается к ерунде, точно встряхивая крысу. Сессия идет тяжело. Правда в том, что наши «-логии» и «-истики» – пыль в глаза: все наши знания либо сообщены через Монолог, либо изложены посредством биохимии наульцами восемьдесят семь лет назад.
Наступает вечер, и я гуляю вдоль берега. Прилив идет на убыль, и гуси следуют за ним, клюют обнаженную грязь, как будто хотят ее обескровить. Небо полосатое от облаков, желто-пурпурное. В воздухе ощущается холодок; я прячу руки в меховые манжеты тельбы. Я совсем одна.
Эта мысль, это слово вызывает холод иной природы, проникающий сквозь толстую ткань. Быть одиноким в мире, где все живое умножено. Одиночество – дефект рождения, разновидность смерти. Про явление под названием «дакти» сейчас никто не знает, но я-то помню бабушку, которая потеряла сестру. Уже в юном возрасте мне пришло в голову, что иногда лучше уйти вслед за тем, кто умер. Бабушка продержалась два месяца. Не сомневаюсь, что с жизнью она рассталась добровольно. Все равно была мертва наполовину.
Вот каменный пирс, поросший желтым лишайником; отсюда в былые времена королевские морские охотники отправлялись на китовый промысел. Иду до конца, мимо серых причальных тумб. Водоросли в воде медленно колышутся.
Внезапный порыв ледяного ветра. Вздрагиваю. Так вот чего ты боишься, Фодаман Сульба Баскарбек? Оказаться в одиночестве, самой по себе? В далеком детстве я просыпалась ночью в нашей комнатушке в Брандере. Слушала дыхание Фодлы, лежащей рядом, чувствовала ее тепло, ощущала движения. Потом пыталась отрешиться от всего этого так, чтобы оно слилось с шумом ночного транспорта снаружи. Представляла себя одиночкой. До сих пор помню ту жуткую, леденящую душу панику. Сейчас, вновь ощутив ее у воды, я понимаю то, чего раньше не понимала.
Мое сердце сжимается от страха, одиночества, холода. Оно повторяет: время, время, время. Надо выбирать. Сестры Фодла и Фодаман, умницы-разумницы, чье будущее предопределено благодаря таланту. Друзья занялись собственными карьерами, вступили в брак, создали семьи, но настырные у-Баскарбек не сошли с пути, и он привел к Тайному месту и посольству инопланетян. Ты, Фодаман, говорила себе, что в любой момент можешь свернуть на другую дорогу, но это не так. Приближается зима, у которой нет конца.
Невыносимо думать о том, что я покину этот мир бездетной. Но время, время… и выбор… и пребендарий, этот инопланетный разум, воплотившийся в теле шестилетней девочки…
– Фодаман.
Голос тихий, чтобы не испугать, но мое душевное состояние превращает его в подобие выстрела. Я вздрагиваю и не успеваю это скрыть.
– Простите, господин посол, я была… за много миль отсюда.
– Нет, это вы простите, что мы вам помешали, – говорит сподвижник Хадра.
– Мы должны вас кое о чем спросить, – продолжает Хаддавер, и по тону я понимаю, что ему очень многое известно. Озираюсь, чувствуя себя неловко. В Тайном месте есть только одно окно, выходящее наружу, но пока мы трое вот так стоим на пирсе, мне кажется, что нас может заметить кто угодно.
– Посол, при всем уважении, существуют правила.
– Хотите, чтобы Кларриг и Кларба скормили мне еще один пакет полупереваренного детского пюре с этикеткой Разведывательного управления? Нет уж, боюсь, я намерен задать кое-какие личные вопросы, и ответы нужны соответствующие.
Я отворачиваюсь и смотрю на море, надеясь, что мое напряжение ускользнет от внимания посланников.
– Спрашивайте, что хотите, господин посол.
– Клада – что вы о ней думаете?
– Клада – это межзвездная гиперкультура из тридцати тысяч обществ и цивилизаций, настолько разнообразных, что мы могли бы не признать за людей кое-кого из них. Клада до такой степени огромная и древняя, что не знает всего о себе; она растет так быстро и энергично, что никогда и не смогла бы узнать.
– А Наул, родной мир пребендария?
– Наул – это не единый мир. Я полагаю, что это слово на их всеобщем языке означает «система». Насколько я знаю, Наул состоит из планет, обитаемых от природы, терраформированных миров и лун, а также многочисленных колоний на спутниках негодных для жизни газовых гигантов, высокоразвитых сообществ на астероидах и кометах, ореола искусственных космических обиталищ. Население Системы приближается к триллиону разумных существ. Наул – цивилизация II типа, в иерархии Клады это довольно непрестижная позиция.
Слышу, как посол Хадра шумно выдыхает. Я старалась объяснять простыми словами, не преувеличивая, но масштабы Клады превосходят все, о чем мы в силах помыслить. Это общество космической протяженности, устремленное в вечность. Хаддавер кивает и говорит:
– Фодаман, скажите, нам есть чего опасаться?
– Никто не планирует затевать звездные войны, если вы на это намекаете. Они неправдоподобны экономически, да и к тому же то, что ценно для нас, наульцам безразлично. Сюда не прибудет флот завоевателей из Клады. Тем не менее…
– Продолжайте, пожалуйста.
– Клада настолько велика и стара, что ее история состоит в основном из слухов.
– Какие слухи дошли до вас?
– Вы знаете, что во вселенной так и не удалось обнаружить нечеловеческий разум. Кажется почти несомненным, что мы уникальны. Существует только человечество… но некоторые его разновидности стали… инопланетянами.
– Ну,
