— У меня больше нет «Мерседеса»! — вдруг с ожесточением проговорила она. —У меня больше нет денег! У меня больше ничего нет! Ты счастлив? Признайся, что ты счастлив!
— Не начинай опять, — попросил я, стараясь говорить как можно мягче.
— Нет, признайся! — требовала она, заводясь. — Хоть раз в жизни скажи правду!
Она схватила меня за отворот пиджака и с силой дернула. Я качнулся в ее сторону, и машина вильнула. Пора было переходить ко второму варианту.
— Хорошо, — вздохнул я. — Признаюсь. Я счастлив.
— Негодяй! — выкрикнула она. —Я так и знала! Ты даже не скрываешь этого!
Она несколько раз ударила меня ладонью по груди и плечу.
— Может быть, я лучше остановлюсь? — предложил я. — Чтобы тебе удобнее было драться?
Она хотела что-то выкрикнуть, но вдруг осеклась, смешалась, закрыла лицо руками и покачала головой.
— Кошмар какой-то! — прошептала она виновато. — Ужас! Не знаю, что со мной происходит. Мне так стыдно!
4
Мы доехали до ее квартиры, и я поднялся вместе с ней. Не имея понятия о том, как дальше будут разворачиваться события, я, на всякий случай, не стал отпускать охрану.
— Извини, у меня беспорядок, — предупредила она. Вещи и в самом деле валялись как попало. Было заметно, что она давно не прибиралась.
— Я хотя бы помою посуду, — сказала она и ушла на кухню.
Этот внезапный приступ хозяйственности меня удивил, но возражать я не стал. Я расчистил себе место на кресле, скинув на пол джинсы и полотенце, и включил телевизор. Я не знал, как себя вести с ней, что сказать и что сделать. Мне было трудно, неловко и нехорошо.
Наверное, она тайком выпила на кухне еще, потому что, когда появилась в комнате, вид у нее вновь был довольно агрессивным. Ее осунувшееся лицо порозовело. Глаза опасно блестели. Она остановилась в проходе.
— Ты остался, потому что тебе стало меня жалко?! — резко осведомилась она без всяких предисловий.
— Я остался, потому что люблю тебя, — ответил я, сдерживаясь. — Если ты этого не хочешь, я могу вызвать охрану и уехать.
— Вызывай! — не колеблясь, скомандовала она. — Скатертью дорога!
Я почувствовал, что мое терпение заканчивается. Вскочив, я схватил радиостанцию и нажал кнопку.
— На связи, — невозмутимо отозвался Гоша. Я швырнул станцию в сторону.
— Я никуда не поеду! — отчеканил я. — И я прошу тебя успокоиться. Я не враг тебе, — добавил я, беря себя в руки.
— А кто ты мне? — издевательски осведомилась она, вскидывая подбородок. — Друг? Любовник на ночь? Спасибо, обойдусь! Меня здесь рвут на части! Топчут ногами! Обливают помоями! А тебе нет до этого никакого дела!
— Послушай, — примирительно начал я. — Я, конечно, не прав…
Но договорить мне она не дала.
— Я не желаю тебя слушать! — выкрикнула она яростно, топая ногой. — Я ненавижу тебя! Мне не нужна твоя жалость! Ты приехал погладить меня по головке? Утешить? И заодно переспать? Не нуждаюсь ни в том, ни в другом! Убирайся вон!
Я подошел к ней и положил руки ей на плечи.
— Ирина, милая, — заговорил я.
— Оставь свои нежности для других! — взвилась она. — Для тех, проституток, о которых ты мне рассказывал! Кому ты там совал деньги?!
Это воспоминание вызвало новый приступ ее гнева.
— Какая наглость! — воскликнула она с неподдельным возмущением. — У него хватало бесстыдства рассказывать мне о своих похождениях!
Я не успел увернуться и получил пощечину. За первой последовала вторая. Она не могла остановиться. Надо было что-то делать.
Сжав зубы, я сгреб ее в охапку и, не обращая внимания на сопротивление и оскорбительные выкрики, затащил в ванную. Она была легкой, как кошка, и такой же свирепой. Включив воду, я намотал ее волосы на свою уже в кровь расцарапанную руку и силой заставил наклониться. Потом сунул ее голову под холодную струю. Она ругалась, вырывалась и отплевывалась.
— Я тебя люблю! — твердил я. — Пить вредно! И опять:
— Пить вредно. Я тебя люблю.
Я повторил это раз пятнадцать, прежде чем она перестала вырываться, затихла и, наконец, заплакала.
— Я больше не буду, — всхлипывая, сдалась она. — Пусти меня, дурак. Холодно же! И противно! Сам попробуй! Всю краску мне смыл! Идиот! Сам меня теперь в порядок приводить будешь!
Я отпустил. Она повернулась ко мне, жалкая, худая и обиженная. Обняла за шею и прижала мокрое от слез и воды лицо к моей щеке.
— Не говори ничего, — по-детски попросила она. — Пожалуйста, ничего не говори. Я сама все знаю!
Я подхватил ее на руки, отнес в комнату и уложил на кровать. Потом сбегал за полотенцем и вытер ей лицо и волосы. Понемногу она успокоилась. Некоторое время я просто сидел рядом, держа ее за руку. Она лежала с закрытыми глазами, и из-под опущенных ресниц время от времени по щекам сбегали слезы. Ей было жаль себя, мне было жаль ее, все было грустно, как в Четвертой симфонии Чайковского, и все это было не правильно. Не так.
5
— Ты не хочешь прогуляться? — вдруг предложил я, первым выходя из сентиментального оцепенения.
— С ума сошел? — вяло удивилась она, не открывая глаз. — Где же ты собрался гулять?
— Ну, просто по улице. Подышим свежим ночным воздухом? — Очередной сумасшедший план уже начал оформляться в моей голове. Наверное, она почувствовала это по моему голосу. Распахнув ресницы, она недоуменно уставилась на меня.
— Ты предлагаешь идти по городу пешком? — переспросила она недоверчиво. — Как ты себе это представляешь? Мы будем маршировать по тротуару, а за нами будет ехать твоя охрана на трех машинах?
— Мы вполне можем обойтись без охраны, — пожал я плечами. — Ты так лихо дерешься, что без труда защитишь меня от случайных хулиганов.
— Но ты же оставил охрану на ночь! — возразила она.
— Велика беда! Я их отпущу… — начал я, но тут же спохватился. — Черт! Сегодня Гошина смена! Вряд ли он позволит им уехать! Он считает, что здесь слишком опасно… Ладно, сделаем по-другому. У тебя есть чулки? — Я постарался, чтобы мой вопрос прозвучал буднично. Хотя на самом деле он был для меня ужасно важным.
— А при чем тут чулки? — сразу насторожилась она.
— Есть или нет? — настаивал я.
Она задумалась, подозрительно глядя на меня и пытаясь отгадать, в чем кроется подвох.
— Нет! — наконец выдохнула она. — Я никогда их не носила. А те оставила в Амстердаме!
— Но ты же знала, что я приеду! — с упреком произнес я, наклоняясь над ней и не отрывая от нее глаз. Сейчас от ее ответа зависело многое. Дело было совсем не в чулках, а в том, ждала ли она меня после нашей ссоры, и как она ждала…
