утра, но основные места остаются открытыми - кахвай-ханы и армянские винные магазины, до того, как керосиновые лампы продолжают гореть. Остальная часть базара в темноте. Я прогуливался не долго, пока армяне меня не догнали, как обычно. Они сразу же отправляются за своим молодым соотечественником, который учился в миссионерской школе в Кайсарии и может говорить по-английски.
После программы обычных вопросов они предлагают: «Будучи англичанином, вы, конечно, христианин», под которым они подразумевают, что я не мусульманин. «Конечно»,- отвечаю я. После чего они затащили меня в один из своих винных магазинов и предложили мне стакан раки (испорченная «арака» - сырой, горячительный напиток, подобных тем, что среди английских солдат в Индии назывался внушительным псевдонимом «сомкнутые штыки»). Чувствуя запах раки, я делаю кривое лицо и отталкиваю его. Они выглядят удивленными и приказывают официанту принести коньяк. Чтобы избавить официанта от неприятностей, я делаю еще одно кривое лицо, свидетельствующее о неодобрении, и предлагаю ему принести вишнера. «Vishner-su!», - двое или трое из них повторяют в изумлении. «Ingilis. Christian? Vishner-su», - они восклицают, как будто это такая нелепая и необъяснимая вещь, как христианин, вкушающий не пьянящий напиток, а какой-то вишнер, вообще за пределами их понимания. Молодежь, которая была в школе Кайсарии, затем объясняет другим, что американские миссионеры никогда не балуются опьяняющими напитками. Это, кажется, в некоторой степени рассеивает облака их недоверия, и они приказывают официанту, глядящему на меня критически, принести вишнер, однако, как будто передразнивая меня, строят еще одно кривое выражение лица и намекают, что, отказываясь от огненного гадкого раки я допустил ошибку.
В комнатах караван-сараев ничего не предусмотрено в виде постельных принадлежностей или мебели, но владелец приносит мне много одеял, и я провожу достаточно комфортную ночь. Утром я получаю завтрак и мне удается сбежать из города, собрав толпу не более чем пара сотен человек. Это замечательное событие, поскольку в Эрзинждане проживает около двадцати тысяч.
Дорога на восток от Эрзинджана ровная, но тяжелая от пыли, ведущая через низину долины, которая в начале сезона заболочена, и из-за этого город снискал незавидную репутацию места малярийных лихорадок. Чтобы не допустить, чтобы путешественники пили нездоровую воду в этой части долины, какой-то доброжелательный мусульманин или энергичный паша периодически устанавливал на обочине дороги компактные мазанки и поместил в них огромные глиняные сосуды, каждый из которых объемом по пятьдесят галлонов. Они заполнены чистой родниковой водой и снабжены деревянным ковшом для питья. В четырнадцати милях от Эрзинджана, у входа в овраг, откуда течет шумный поток, который обеспечивает значительную часть оросительной воды для долины, находится военный аванпост. Моя дорога пролегает в двухстах ярдах от здания, и офицеры, видя, что я, очевидно, собираюсь пройти без остановки, предлагают мне остановиться.
Я достаточно хорошо знаю, что они хотят изучить мой паспорт, а также удовлетворить свое любопытство в отношении велосипеда, и я решаю, быстрее уехать впереди и избегать беспокойства в целом. Это движение сразу вызывает официальное подозрение, что я нахожусь в стране без надлежащих полномочий, и заставляет их придать какое-то загадочное значение моему странному транспортному средству, и сразу несколько солдат получают приказы догнать и перехватить меня. К сожалению, моя дорога пересекается ручьем, через который нет моста, и здесь ловкие воины догоняют, взяв меня под стражу с широкой улыбкой удовлетворения, как будто почти наверняка сделав важный захват. Так как то них не уйти, я в конце концов решаю немного развлечься, таким образом, что я отказываюсь в упор сопровождать моих похитителей их офицеру, прекрасно зная, что любое проявление сопротивления будет иметь очень естественный эффект: вызовет их подозрения еще больше.
Мягкие и вежливые солдаты Полумесяца воспринимают это упрямство довольно самодовольно, их смуглые лица продолжают улыбаться, но они не предпринимают попыток принуждения, обращаясь ко мне почтительным обращением «Эффенди» и пытаясь уговорить меня проследовать с ними. Видя, что доставить меня трудно, два офицера спускаются сами, и я сразу же демонстрирую праведное возмущение, правда довольно мягко и желаю узнать, по какому праву они задерживают меня в пути. Они требуют моего teskeri таким тоном, который ясно показывает их сомнения в его наличии у меня. Teskeri предоставляется. Затем один из офицеров что-то шепчет другому, и они оба загадочно загадочно смотрят на велосипед, и извиняются за то, что задержали меня, и стремятся пожать мне руку.
Прочитав паспорт и убедившись в моей национальности, они придают какое-то глубокое загадочное значение моему путешествию таким непостижимым образом в этом конкретном регионе. Они больше не смеют препятствовать моему передвижению, а скорее оказывают мне помощь. Бедные парни! как они подозрительны к своему великому огромному соседу на севере. Какие добродушные парни эти турецкие солдаты! Какие простодушные, взрослые дети. Как жаль, что они являются жертвами преступно некомпетентного правительства, которое не платит, не кормит и не одевает их на четверть того, что они заслуживают.
Известно, что в страшные зимы Эрзерума у них не было никакой одежды, кроме льняных костюмов, предназначенных для жаркой погоды. Их зарплата, пусть и незначительная, так же неопределенна, как азартные игры; но они никогда не возмущаются. Будучи фаталистами по природе и религии, они с радостью принимают эти незаслуженные трудности как волю Аллаха. Сегодня самая ужасная жара, что я испытал в Малой Азии, и вскоре после того, как я покинул аванпост, я снова столкнулся с вечными горами, следуя теперь по караванной тропе в Требизонд и Эрзинджан. Я снова углубляюсь в горы и продвигаюсь вперед на некоторое время после наступления темноты. Я снова начинаю думать о том, чтобы поужинать и ехать без сна, когда слышу скрип буйволиной арба на некотором расстоянии впереди. Вскоре я обгоняю её и, следуя за ней в полумиле от тропы, оказываюсь перед ограждением в несколько акров, окруженным высокой каменной стеной с довольно внушительными воротами. Это обнесенная стеной деревня Хуссубегхан, одно из мест, построенных специально для размещения караванов Требизонда зимой. Я размещаюсь в большом помещении, которое, кажется, приспособлено для гостеприимного размещения путешественников. Комната уже занята тремя путешественниками, которых по внешнему виду вполне могут принять за головорезов худшего описания. Жители уже спешат, и скоро я окружен обычным рваным, покусанным блохами собранием. На стене висят различные виды оружия и воинского снаряжения, которых достаточно для того, чтобы вооружить небольшую армию. Однако все они принадлежат трем путешественникам. Мой скромный маленький револьвер, кажется, действительно ни чем по сравнению с воинственной картиной, которую представляют мечи, кинжалы, пистолеты и и другое оружие, висящее вокруг. Место выглядит как маленький арсенал.
Первый вопрос - как
