Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 127
Уже было почти к отъезду — смотрю, среди казаков с «Волка» такая знакомая мне фигура, тоже смуглый, но это не ему эта работа — это вижу: «Дядя Боря — так это же ты!» — «Володя!» Положили рельсу казаки — и замерли, а мы обнимались. Очень встреча их растрогала — сейчас же водкой потчевали — она у них всегда была. Возвращались в поезде мы с дядей Борей вместе, не спали.
Дядя Боря — мамин старший брат. Гимназию в Варшаве окончил с золотой медалью и затем в Петербурге Горный институт тоже с золотой медалью. Мы с ним встречались в Кошелевке у бабушки. Служил в Донском бассейне директором шахты в Рутченко, прежде был в Юзовке. Он пережил революцию на шахте, а затем, когда пришла Добровольческая армия, то он записался добровольцем–вольноопределяющимся и поскольку чина офицерского не имел, то был послан сюда на работу. Мы виделись только два дня — и их неожиданно «сняли» со ст. Джанкой и перевели по линии на Феодосию. Но и мы не остались на месте. Это было в конце января 1920 года. В полдень чины нашей команды получили приказ спешно вернуться на базу — работа уже могла идти с успехом с выученным персоналом.
Наш командир поручик Окишев вызвал Воропая и меня и отдал приказ: «Спешно и секретно подготовить боевую часть к отъезду на юг, рано утром завтра». База останется на Таганаше; вообще об отъезде, как таковом, может знать только боевая команда, которая уже ночует на боевом составе. Комендант станции знал об этом приказе, так что мы без задержки произвели маневры, поставив бронеплощадку на юг, как исключение теплушка командира шла с нами, за паровозом, за нею склад и задние контрольные площадки. Команда 12 человек, спали одетыми, конечно; как всегда, внешняя служба снаружи. Перед шестью утра командира вызвали к телефону. «Отход в шесть, никого не будить! — распорядился поручик Окишев. — Ст. Джанкой проходили без остановки, путевую и приказ принять с мачты!» Мачта — это столб с приспособлением для передачи «жезла с путевой» для курьерских поездов, которые тут ходили прежде. Для скорости и ради секрета нам приказ был передан этим способом. Приказ был короток: «Занять участок ст. Курман–Кемельчи — мост реки Салгир». Сначала была степь, а потом предгорье крымских гор. Станция у подножия гор, очень живописно кругом. У коменданта наш командир получил разъяснительный приказ: «Охранять железнодорожное полотно, станцию и, главное, мост через реку от возможного нападения повстанцев, возглавляемых капитаном Орловым». Выставили охранение у моста, оставался я там, а поезд гулял потихоньку туда и сюда. Был полный покой, так мы простояли там два дня. Получили приказ: «Отбой, вернуться на базу». Всю дорогу спокойно спали. Получили три дня отдыха. Потом вернулись на работу на постройку дороги Джанкой — Перекоп. Все это время там работала наша команда пути.
На постройку мы не вернулись — калейдоскоп повернулся иначе! Только кончился наш отдых — затребовали половину нашей путевой команды спешно на базу. Нас «спешили», после полуночи все были погружены в сани, и весь длинный обоз вышел за поселок. Куда мы идем, никто сейчас не знал; на вооружении были винтовки и четыре пулемета «льюис» из комендатуры станции. Кругом была монотонная степь под покровом снега, даже удалось спать в санях. Даже время как‑то потерялось — какое‑то небольшое поселение, там нас кормили, распределили по хатам. Охранение ушло вперед, куда — не знаю, всюду бело! Но по хатам‑то нам рассказали, что было: тут была застава из казаков, впереди Арабатская стрелка, отмель в Азовском море. Казаки пошли «домой», говорят, что увели с собою генерала Ревишина; ушли все заставы, что стояли против Арабатской стрелки. Тогда стала понятна та спешка нашей отправки сюда! Посидели мы и в «окопах» совсем у замерзшего моря. Была полная тишина вокруг! Потом опять поехали, и через два дня нас сняли, сказали, что нас сменили, — не видели мы никого. Мне кажется, что только один из всей команды был очень доволен — это наш хозяйственный каптер: говорит, ему удалось заказать «жратву» в обоих поселках — приближалась Пасха! А он у нас «дальновидный» был!
Много, много лет спустя в журнале «Морские записки» № 42 я прочел статью лейтенанта Н. Кадесникова [158] о боях канонерской лодки «Терец» у Арабатской стрелки, на подступах к Геническу, в середине февраля 1920 года. «Терец» совершенно вмерз в море, во льды, положение было критическое: красные напирали упорно, неоднократно, пытаясь прорваться в Крым. Тогда стало известно, что казаки–кубанцы ушли с позиции «домой», к красным, захватив с собою и генерала Ревишина. Своим уходом с позиции кубанцы открыли прямой проход на ст. Джанкой, в Крым. Жидкие роты 13–й пехотной дивизии [159] были расположены правее по берегу, а сюда на защиту Арабатской стрелки подвезли нас.
Сопровождал нас унтер–офицер пехотинец. «Братцы, тут за кустами окопы, тут казаки лежали, да подались домой, тут и устраивайтесь. Как рассветет, так увидите, что Арабатская стрелка прямо перед вами. Ну и ждите! Счастливо!» — и ушел. Никаких окопов не видим, снегу больше метра насыпало, и кусты почти завалены. С рассветом действительно мы осмотрелись и устроились — просто в снег закопались, за кустами для пулеметов выбрали удобные позиции. Уже с раннего утра была слышна канонада прямо перед нами — это отбивался «Терец» из последних сил своей команды, и последними снарядами… И отбили все атаки красных… Так мы пролежали в снегу, все на стрелку смотрели и ждали прорыва… Слева Сиваш — Гнилое море, справа замерзшее Азовское море. Всюду бело и абсолютная тишина у нас; только канонада оттуда слышна издалека — и когда смолкла, тогда нас и вернули на базу.
Да, благодаря этой поездке «в окопы» на Пасху был у нас пир горой на базе: сюда в тот поселок, что проезжали — артельщик наш вместе с поваром: не раз заезжали и всякого добра съедобного по знакомству приобрели. Все главным образом «за соль» — это была лучшая валюта. А добыча соли была на другой стороне Сиваша, там, куда мы в дозор вечерами ходили…
Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 127
