Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 123
– Но почему ты молчал тогда на допросе? – спросил Куизль. – Ты ведь мог бы рассказать обо всем аббату!
– Вы забыли, что на допросе присутствовал и судья Ригер, один из главарей шайки. Стоило мне лишь обмолвиться, он обвинил бы меня во лжи и позаботился о том, чтобы меня прикончили поскорее. Поэтому он опровергал ваши доводы, когда вы сказали, что я неспроста забрался к Файстенмантелю. – Резчик улыбнулся: – Но потом произошло землетрясение, и мне удалось сбежать. Мне порой кажется, что оно стало божественным знаком.
– Не тебе одному, – пробормотал Куизль.
Ребята тем временем наскоро обработали его раны. Но Якоб все равно не мог встать самостоятельно. Левая нога, по всей видимости, была сломана. Ксавер окинул его задумчивым взглядом.
– Так вам в долину не вернуться, – покачал головой резчик. – А дети вас не поднимут… – Он вздохнул: – Похоже, что придется мне вас донести.
Куизль закашлялся, отметив при этом, что во рту недостает двух зубов.
– Не думаю, что вам доведется меня казнить. За что? За то, что я раздавал резные фигурки и подстрелил пару косуль? – Ксавер рассмеялся. – Вообще-то я хотел выждать еще пару дней, прежде чем вернуться. Но раз уж обстоятельства так сложились… – Он склонил голову набок, потом призывно махнул рукой: – Ну, давайте, взбирайтесь ко мне на спину.
– Ты позабыл, что я довольно тяжел, – заметил Куизль.
– А я довольно силен. Мы всегда можем остановиться и передохнуть.
Якоб неуверенно покачал головой. Но потом дети помогли ему подняться. Он сделал пару неуклюжих шагов, обхватил Ксавера за шею и повис у него на спине. Парень медленно выпрямился, покачнулся и зашагал вниз по склону. Как два демонических существа, слитых в одно целое, палач и его бывшая жертва спускались к залитой солнцем долине.
А вокруг смеялась орава детей.
Эпилог
Шонгау, начало июня 1670 года от Рождества Христова
Солнечным июньским днем в Шонгау состоялась самая зрелищная за последние десятилетия казнь.
Люди съехались даже из Ландсберга, Аугсбурга и других городов, чтобы посмотреть, как покончат с бывшим бургомистром Маттеусом Бюхнером и его сообщниками. Народу было столько, что зрители даже на соседних полях пытались занять места поудобнее. В трактирах Шонгау было не протолкнуться, крестьяне сдавали внаем сараи. Богатая добыча ждала также бродячих торговцев, уличных музыкантов и воров.
Несмотря на обвинение в государственной измене и участии в контрабанде соли, Маттеус Бюхнер, будучи патрицием, имел право на быстрое обезглавливание. Потом говорили, что он умер с достоинством, не издав ни единого крика. Хотя, возможно, причина заключалась и в том, что Куизлю потребовался всего один удар, до того быстрый и точный, что голова еще мгновение держалась на туловище и только потом свалилась под ропот многочисленных зрителей. Столь же искусно палач обезглавил и судью Йоханнеса Ригера, который понес заслуженное наказание, будучи главарем банды в Обераммергау.
Потом Куизль долго и с вызовом смотрел на зрителей, словно ждал извинений от тех, кто до недавнего времени называл его никчемным пьяницей.
– Даже не верится, что в его возрасте еще можно так вот мечом рубануть, – пробормотал Вильгельм Харденберг, старый патриций и член городского Совета. – А говорят ведь, что в Обераммергау он сорвался с горы и сломал при этом ногу… Пару недель назад вид у него был неважный, а теперь он только прихрамывает, даже в лубке.
Стоявший рядом аптекарь Магнус Йоханнсон согласно кивнул:
– Он был и останется лучшим палачом в Баварии. Хотя некоторые до недавних пор считали иначе и с радостью оставили бы палачом мастера Ганса из Вайльхайма. – Йоханнсон насмешливо покосился на Харденберга и мотнул головой: – Воистину жуткий тип этот мастер Ганс. Эти его белые волосы! Наш Куизль по сравнению с ним самый развеселый малый. Хотя… – Он помедлил. – Говорят, Куизль бросил пить. Больше ни капли в рот не берет. – Аптекарь рассмеялся: – Вот увидите, наш палач на старости лет еще и в ярые кальвинисты запишется!
– Боже упаси! – Харденберг возмущенно потряс головой и перекрестился. – Ну, как бы то ни было, следует благодарить Господа, что этот мерзкий заговор наконец разоблачили.
Оба патриция единодушно покивали. При этом ни один из них не упомянул, что они, как и большинство других советников, до недавних пор были верными сторонниками Бюхнера. Однако секретарь Лехнер отдал под суд одного лишь бургомистра. От остальных он заново принял присягу и этим ограничился. Таким образом, в будущем Лехнер мог быть уверенным в преданности патрициев.
Тирольцу и Мельхиору Рансмайеру повезло меньше. Как сообщники Бюхнера, они тоже оказались на эшафоте. Куизль допрашивал их на протяжении трех дней в присутствии нескольких человек из Мюнхена. В итоге они все рассказали о контрабандных переправах. Поскольку эти двое не принадлежали к числу патрициев или дворян, то и на обезглавливание рассчитывать не могли. Однако Лехнер отказался от колесования, которое обычно применялось в подобных случаях. Куизль повесил их, как жалких разбойников. При этом тиролец выказал куда больше достоинства, нежели доктор.
Рансмайер скулил всю дорогу до места казни. Он молил о прощении и взывал к своим влиятельным пациентам, но те лишь отводили взгляд, когда повозка проезжала мимо. У виселицы доктор так вырывался, что Куизлю пришлось замотать его веревками, точно в кокон. Когда все увидели, что без парика Рансмайер был почти лысым, поднялся смех. Глаза казнимого от страха выкатились из орбит и блестели, как стеклянные шарики.
Если тирольца Куизль дернул за ноги, чтобы сломать ему шею и тем самым избавить от страданий, то Рансмайера он заставил выплясывать, пока ноги не перестали дергаться. Те из зрителей, что стояли в первых рядах, утверждали, что заметили торжествующий блеск в глазах палача. Но разве можно утверждать что-то наверняка о человеке, чье лицо скрыто под капюшоном?
Ближе к полудню казнь завершилась, и зрители стали спешно расходиться, занимая места в шумных трактирах. Куизль получил в общей сложности двадцать новеньких сверкающих гульденов, а к ним – зажаренного целиком барана. Поэтому вечером Куизли устроили у себя дома ужин, не поскупившись на пиво и вино.
– И ты что же, в самом деле не станешь ничего пить? – с удивлением спросила Магдалена, глядя, как отец откусывает от окорока. – Говорят, ты…
– Много чего говорят, кому заняться нечем, – ответил тот с набитым ртом и кивнул на полную кружку: – Пить человеку что-то нужно, а вода в нашем квартале годится разве что на травление кож. Ограничусь разбавленным пивом; на вкус не так уж скверно, а в голове и после трех кружек ясно. Другим тоже следовало бы так поступить.
Палач бросил недоверчивый взгляд на младшую дочь. Барбара как раз подняла кружку с подмастерьем живодера, и вид у нее был не совсем трезвый. Магдалена вздохнула с облегчением, когда увидела, что сестра улыбается. Барбара по-прежнему просыпалась иногда по ночам вся в поту, когда возвращались воспоминания о кошмарной ночи с Мельхиором Рансмайером. После тех событий она заметно повзрослела, стала более зрелой, встречи с парнями теперь стали редкостью – хоть и не прекратились совсем.
Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 123
