Игорь
…говорят, не бывает телепатии. Может быть. Но можно посмотреть в глаза другого человека и в них увидеть то, что отражается в твоих.
Терс совершенно незаметно расслабился и будто упустил что-то из руки, потому что во мне с коротким звуком отдираемого присохшего бинта проснулась память. Как всегда при возвращении стертого — это было ярко до безумия… Засвистели полицейские свистки, замелькали дубинки. Толпа шарахнулась, девочек оторвало от меня и закружило — впрочем, рядом. Внезапно меня схватили сзади, повисли на руках, подсекли — я упал лицом вниз. Защелкнулись наручники. Я не сопротивлялся, не тратил силы. В конце концов, в моем положении такой вот арест на пару часов, быстрый — суд, штраф в полсотни марок — самое лучшее, что можно придумать. Валечка же вполне способна позаботиться о княжне… Так я думал, пока меня волокли за локти, потом заставили бежать… Но мы пробежали мимо тюремных автобусов, обогнули их — там с распахнутой дверцей стоял легковой «пони». Меня втолкнули на заднее сиденье, один из нападавших сел рядом, другой — за руль, и мы рванули с места, как на гонках. Вот это мне уже не понравилось.
— А в чем вообще дело? — как можно агрессивнее осведомился я.
— Узнаешь, — пообещал мне тот, который сидел рядом со мной. Второй обернулся. До этого момента я еще не успел увидеть его в лицо. Это был Ростислав Иванович, помощник Мориты. Впрочем, мне всегда казалось, что маску хирурга он носит только для того, чтобы скрывать лицо.
— Доктор? Что вы здесь?..
— Все хорошо, мальчик. Расслабься. Больно не будет.
— Минуту! Что случилось?
— Морита — предатель. Японский шпион. Он вас всех запрограммировал. Именно ваша группа должна будет завтра уничтожить «четверку». Понимаешь, Игорь?
— Я… да. Пожалуй, понимаю. Но как это… такое… могло случиться? Ведь у Мориты — всех родных…
— Это легенда. Я, наконец, докопался. Так вот, Игорь… нужно принимать меры.
— Да. Какие?
— Сейчас я тебя перепрограммирую. Часа три времени у нас есть?
— Есть… Постойте! А почему я должен доверять именно вам?
— Если необходимо — можешь поговорить непосредственно с полковником. Связь через трабант, канал защищен. Боря, подержи ему трубку.
Я доверчиво наклоняюсь к трубке… сладковатый запах! Мир опрокидывается на скользящих шарнирах…
Чувство, что тебя, удерживая за пятки, бесконечно роняют спиной вперед в бездоннейшую яму… Над входом в подвальчик ярко переливался наш рекламный щит: «ЮП — это безупречно!» В радужном треугольнике под щитом менялись буквы:
В-Х-О-Д-Е-I-N-G-А-N-G-В-Х-О…
Окна в доме были темны сплошь, только на пятом этаже горел свет в кабинете управляющего. За углом раздался характерный звук набирающего скорость автомобиля — через мгновение этот автомобиль, полыхнув стоп-сигналами, выскочил на перекресток передо мной, с визгом свернул направо и скрылся за следующим поворотом. Похоже было на то, что он отъехал от парадного входа нашего дома. Я метнулся вниз по лестнице. Дверь была приоткрыта, за дверью горел яркий свет, тянуло какой-то химической вонью — я не сразу понял, что это за вонь, потому что увидел лежащего поперек пути Мальцева. В него в упор стреляли из чего-то скорострельного… Я помнил, что пять минут назад поднимался по этой же лестнице, в руке у меня был «Рейнметалл» с глушителем… давай, Игорь, действуй, теперь твоя очередь, сказал доктор, забирая автомат… но эти воспоминания испарялись, замещаясь чем-то другим — человек в клетчатом пиджаке, бегущие в штыковую атаку солдаты в тяжелых, старого образца касках…
Дрожа, как от холода, я вошел внутрь…
Михаил
Что-то между ними произошло, какое-то бессловесное объяснение, при котором я присутствовал в качестве непосвященного. От всего этого у меня вдруг заныла и задергалась рана на плече, да, нужно было перевязать еще вчера…
Зойку я нашел возле штабного фургона. Еще стояли по обочинам военные грузовики, а с десяток гардемаринов толпились, не соблюдая ни строя, ни воинской дисциплины, у откидного трапа, ведущего в наш фургон, и я уже понял, кого там увижу. Впрочем, в количестве я ошибся: не только Зойка сидела там, но и очнувшаяся от тяжкого забытья Мумине, а также крепенькая такая девушка с темной короткой стрижкой и в боевом переднике — Матильда. Ими тремя и восхищались гардемарины.
С трудом проложив себе путь, я сказал Зойке, — «Пойдем, перевяжешь»? — и, не дожидаясь ответа, вошел в фургон. Здесь было темно. Гудел кондиционер. На рундуках лежали, укрывшись с головой, двое — из тех, кто участвовал в штурме. Я тихо вытащил из-под стола санитарный ящик, достал зеленый перевязочный пакет и йод. Попытался стянуть рубашку. Как ни смешно, не получилось. Подошла Зойка, помогла. Потом она разрезала бинт, коротким движением отняла от раны повязку.
Было очень больно. До мелькания звездочек. Она что-то делала, я не понимал. Я вернулся, только когда она стала обкручивать мне руку бинтом.
— Пойдем куда-нибудь, — сказал я. — Надо поговорить.
— Да подожди…
— Пойдем.
Я уже не мог выносить запах собственной старой крови.
Гардемарины пропустили нас беззвучно. Должно быть, подумали, что я один из раненых при штурме школы. Хотя… в определенной мере так и есть. Мы отошли к тому месту, где был школьный забор.
— Зойка, — сказал я., — Это все фигня, ты же понимаешь.
Она кивнула.
— Выходи за меня замуж.
— Сейчас?
— Сегодня.
— А…
— Этой ночью начнется конец света.
— Понятно…
— Не веришь?
— Верю. Вот в это — верю вполне.
— Так ты согласна?
— Ну… если ты меня берешь…
— Согласна?
— Да… Да, Мишка. Я… да. Я согласна. Но как же?..
— Найдем. Придумаем. Уговорим.
Мадам Дальон отозвалась не сразу. — Мама? У тебя все хорошо? Ничего не случилось? А почему трубку не берешь? А-а. Нет, я в полном порядке. Слушай, у меня для тебя новость. Я выхожу замуж. За Мишку, конечно. Да. Нет, еще не решили, но я позвоню, так что будь готова. Как — когда? Сегодня, конечно. Ближе к вечеру. Пока! — Зойка сложила телефон и пожала плечами. — Вот и все. А казалось — так страшно…
И мы пошли обратно. Отец и дед (ничуть не старше, оно и понятно) так и сидят за военно-полевым дастарханом. Дед ест хлеб, макает кусочки в сметану и отправляет в рот.
— Родичи, — сказал я. — Только что мадемуазель Дальон приняла мое предложение руки и сердца. Мы приглашаем вас на свадьбу, которая состоится сегодня — еще не знаем где. Если вам это не поперек души — благословите нас… — я опускаюсь на колени, и Зойка опускается рядом, и я чувствую, что она меня поддерживает. — Вы сочиняли нас, — я посмотрел на деда, — и теперь уже не переделать, поэтому… — но нить рассуждений, казавшаяся длинной, вдруг зацепилась и порвалась без каких-то сожалений с моей стороны.
