И она действительно узнала о ней многое; услышала такое, чего никогда в жизни не хотела бы слышать, и сердце ее сжалось в холодных тисках страха.
– Я бы на вашем месте, – ответила ей Иоланта, – взяла бы в каждую руку по острому ножу, а еще один зажала бы в зубах, спряталась бы под кроватью и каждому, кто попытался бы меня оттуда вытащить, отрезала бы пальцы.
– Неужели все так плохо? – испуганно прошептала Агнесс.
– Вы привлекли внимание настоящего чудовища.
– Но я знаю это чудовище. Мой отец считает его своим другом.
– Ваш отец ошибается.
Агнесс сокрушенно покачала головой.
– Раньше я немного беспокоилась, – сказала она, отвернулась от окна и окинула взглядом хрупкую девушку, сидевшую на одном из ее сундуков. Когда они незадолго до этого стояли рядом, Иоланта доставала Агнесс только до подбородка. – А вот теперь я, похоже, по-настоящему боюсь.
– Признаюсь, я тоже.
Девушки посмотрели друг на друга.
– Я спрашиваю себя, почему ваше признание должно меня успокоить, – проговорила Агнесс.
Иоланта слабо улыбнулась.
– Я вовсе не хотела вас успокоить, я лишь хотела разделить с вами свою ношу.
– Вам теперь лучше?
– Не особенно.
Они снова посмотрели друг на друга. Агнесс заметила, что улыбка Иоланты отразилась и на ее лице.
– У вас волосы чем-то осыпаны, – заметила Иоланта.
Агнесс провела рукой по волосам и обнюхала ее.
– Это куркума, – сказала она и попыталась подавить истерический смешок. – Если уж на меня объявлена охота, то я по крайней мере оставлю после себя приятный след.
– А не этот ужасный запах пота, как у мужчин. – Уголки губ Иоланты задергались.
– Да мужчины вообще ничего как следует делать не умеют, – заявила Агнесс. – Они совершенно нестильно пахнущие жертвы.
Обе прыснули со смеху. В глазах у них стояли слезы, но их причиной было не веселье, да и кудахтающие звуки вылетали из их ртов не от радости. Наконец они успокоились. Одно мучительно долгое мгновение Агнесс видела такой неприкрытый страх на лице Иоланты – за своего ребенка, за Андрея, за их любовь, – что у нее сдавило сердце. Не успела она оглянуться, как ее рука протянулась к Иоланте, и та пожала ее.
– Жаль, что мы не были знакомы год назад, – прошептала она.
– Вы немногое пропустили.
– Почему все, с кем мы столкнулись в вашем доме, так сердечно приветствовали меня?
– Мой отец, его партнер Себастьян и мой жених? Я так думаю, они решили, что вы портниха.
– Портниха?
– Ну да, что вы шьете мне свадебное платье.
– Но я думала, что вы ни в коем случае не собираетесь выходить замуж за этого человека.
– Так-то оно так, но вчера вечером я уверила их всех в обратном, чтобы иметь возможность свободно передвигаться по городу: подготовка к свадьбе и все такое…
Иоланта снова улыбнулась.
– Вы солгали всей своей семье?
Агнесс кивнула с серьезным выражением лица. Затем широко улыбнулась.
– Да, и мне это так понравилось!
– Если бы в свое время у меня хватило смелости наврать своим родителям, мой ребенок был бы сейчас со мной.
Улыбка Агнесс бесследно исчезла. Было здорово забыть на несколько секунд о настоящем, но, как и обычно, оно снова напомнило о себе в самый неподходящий момент. Девушка откашлялась.
– Вы сказали мне, что бы вы сделали на моем месте. Иоланта, а что мне-то делать?
Иоланта крепче сжала ее руку.
– Вы уже это знаете. То, что спасет вашу любовь к Киприану Что бы плохого ни случилось, любовь поможет это пережить. Что бы хорошего ни случилось, без любви оно не стоит ни гроша.
27
Павел рассчитывал найти Буку прямо перед входом в сиротский приют монастыря кармелиток. Поэтому, не найдя его нигде поблизости, он не на шутку испугался. Затем он услышал нечто похожее на плеск ручья и пошел на звук, обойдя вокруг здания, опиравшегося своей задней стеной прямо на городскую стену. В двух десятках шагов двое мужчин были заняты тем, что копали землю прямо у подножия стены. Бука стоял возле них на коленях и раскачивался взад и вперед. Звук ручья оказался на самом деле его нечетким пением. Копавшие землю мужчины не обращали на него никакого внимания.
Павел, спотыкаясь, побрел к ним по покрытой гравием набережной и дальше, вдоль берега. Бука взглянул на него и снова опустил глаза. Вокруг того места, где копали землю, поднимался пыльный и едкий запах извести, тщетно пытающийся забить гнилостные испарения. На земле перед рукой лежал какой-то сверток. В своей верхней части сверток был приоткрыт, так что можно было разглядеть крошечный подбородок и синие губы; остальную часть тела милостиво скрывал саван. Длина свертка составляла немногим более локтя.
– Господи, прими эту душу, – невольно произнес Павел.
Лицо Буки ничего не выражало, его пение было монотонным. «Я теряю его, – подумал Павел. – Если наша миссия не закончится в ближайшее время, я потеряю его окончательно». Он мельком взглянул на могильщиков, обвязавших себе рот и нос платками и 'время от времени кашлявших. Через пару мгновений до Павла дошло, что они вовсе ничего не копают, а просто перекладывают содержимое могилы. Он почувствовал, что не в силах при. близиться. Один из мужчин заметил его и кивнул ему. Павел автоматически кивнул в ответ.
Наконец могильщики отошли в сторону, поставили на землю свои огромные лопаты, сняли с лиц повязки и стали смотреть на Буку и слушать его пение, терпеливо ожидая, когда он закончит. Когда он допел, они перекрестились. Бука наклонился вперед и плотно завернул на мертвеце саван. Сверток теперь стал просто свертком, но для Павла, знавшего уже, что находится под материей, эта минута оказалась еще тяжелее, чем предыдущая.
Бука поднялся и взял сверток на руки. Павел присоединился к нему. Бука позволил ему тоже взяться за сверток, хотя тот практически ничего не весил. Они подошли к могиле, где среди извести, гравия и глины лежало много других свертков, обезличенных, лишенных всяких признаков принадлежности к роду людскому. Павлу невольно пришли на ум буханки хлеба, лежащие среди белой и серой муки. Его желудок взбунтовался. Он быстро сглотнул то, что чуть было не выплеснулось наружу.
Мягко положив в могилу новую жертву и прочитав над ней молитву, они отвернулись. К изумлению Павла, могильщики не стали зарывать могилу, а прошли к деревянному укрытию, очевидно, служившему им жилищем.
– Разве вы не будете засыпать могилу? – крикнул он им вслед.
Один из могильщиков оглянулся.
– Зачем, брат? Чтобы завтра снова разрывать ее?
Павел провел Буку обратно к городским воротам. Великан за всю дорогу не проронил ни слова.
