— Ногаре уже вывозил сюда узников? — спросил Уилл.
— Несколько раз. Мы узнали об этом, потому что рыскали по городу и…
— Мы искали тебя, — вмешался Дэвид. — Но никто ничего не знал. И вдруг я увидел сегодня, как выводят из фургона кого-то смутно похожего.
— Прежде нам удалось спасти от сожжения шестерых рыцарей, — добавил Робер. — Двое наших погибли.
Уилл кивнул. Теперь стала понятной настороженность гвардейцев. И появление в земле стрелы оказалось не таким чудом, как он воображал.
— Ногаре! Черт возьми, мы его упустили! — Уилл покачнулся и чуть не упал. Робер его вовремя подхватил. Вдвоем с еще одним рыцарем они посадили его в фургон. — Он знает насчет казны, Робер. Знает, что она в Шотландии. И знает, что там Роуз.
— Ногаре никогда не найдет ни казну, ни твою дочь. Я обещаю.
Уилл покачал головой.
— Он знает, что мои сестры живут в Элгине. Знает, где искать!
Робер сжал его плечи.
— Их там больше нет. — Он улыбнулся. — Все, едем. Вниз по реке нас ждет корабль.
— А Климент? — не унимался Уилл. — Он еще может нам помочь.
— Нет, не может, — ответил Робер. — Недавно мы узнали, что папа написал буллу, в которой призывает к священной войне с сарацинами. И ходит слух, что Крестовый поход возглавит Филипп. Они договорились: Темпл в обмен на новый Крестовый поход.
Уилл помолчал.
— Сегодня Ногаре у меня в камере открыто признался в убийстве и Бонифация, и Бенедикта. А вдруг, узнав это, Климент перестанет поддерживать короля? — Он посмотрел на Робера.
После долгого молчания Робер кивнул:
— Ладно. Перед отбытием я пошлю письмо Клименту. Но очень на это не рассчитывай.
Фургон тронулся. Костры на холме сегодня так и не зажглись.
Францисканский монастырь, Пуатье 24 ноября 1308 года от Р.Х.
Климент стоял у окна, глядя на залитый лунным светом двор. Позади него покои тонули во мраке. Слуга предлагал подложить в камин поленья и зажечь свечи, но папа отослал его. Сейчас ему больше подходила темнота. Лист пергамента в руке был весь измят. Он прочитал письмо столько раз, что уже знал наизусть. В дверь постучали.
Папа положил пергамент на кресло у окна и повернулся. В желудке неприятно урчало.
— Входите.
Дверь отворилась. На пороге появились двое. Один, в серой сутане, низко поклонился.
— Гость прибыл, ваше святейшество.
Климент кивнул:
— Спасибо, Рено. Ступай.
Монах, пятясь, вышел, закрыв за собой дверь. Второй вошедший, высокий ростом и широкоплечий, оставался в тени.
Папа откашлялся.
— Надеюсь, ваше путешествие прошло благополучно?
— Ваше святейшество, я прибыл издалека. Так давайте в столь поздний час обойдемся без ненужного обмена любезностями. Лучше скажите, зачем вы меня призвали? — Гость говорил по-французски с сильным акцентом.
Климент молчал, собираясь с мыслями.
— Ваша семья пострадала от Церкви. Мой предшественник, папа Бонифаций, был вашим врагом. Вы очень много потеряли.
— Ваше святейшество, мне не требуется напоминать о невзгодах, выпавших на долю моей семьи.
— Папа Бенедикт отказался отменить анафему, наложенную на вас Бонифацием. Вы по-прежнему находитесь в изгнании во Франции. — Климент замолк. — Я могу отменить анафему.
Гость вскинул голову.
— Почему вы пожелали это сделать именно сейчас?
— Я хочу попросить вас сослужить мне службу.
Гость приблизился.
— В чем она состоит?
Климент бросил взгляд на смятый пергамент и поднял голову.
— Я желаю, чтобы вы лишили жизни королевского министра Гийома де Ногаре за его злодейства.
— Только и всего? — Черные глаза Скьяры Колонна — а это был он — вспыхнули в лунном свете. — Что ж, такую службу я готов сослужить весьма охотно.
43
Аргайл, королевство Шотландия 20 декабря 1308 года от Р.Х.
Раскалывая копытами замерзшие лужи, усталые кони с трудом продирались сквозь лесные заросли. Шел дождь со снегом, правда теперь слабый, и путники могли слышать вдалеке медленные удары волн. В течение пяти дней ориентиром им служили темные очертания окруженных туманными облаками гор. Самая высокая, Бен-Круашан, напоминала гранитного великана, присевшего на корточки над северными берегами озера Лох-Оув. Близился вечер, удлинялись тени. В нескольких милях позади еще виднелась зеркальная поверхность озера, превратившаяся из темно-нефритовой в черную.
Уилл качался в седле, завернутый в теплый, подбитый мехом плащ. Он, целый год страдавший от голода и пыток, с трудом переносил такое путешествие зимой. Он уже забыл, как коротки зимние дни на севере. Здесь, на изрытом морем западном берегу, они казались еще короче. Такой Шотландии он не знал. А ведь дикая страна гор и озер являлась родиной его предков. Дед Уилла, Ангус Кемпбелл, покинул эти земли и обосновался на обжитом и изобильном Востоке. Оказывается, здесь этот обширный клан имеет много ветвей и некоторые его представители пребывают в большом фаворе у короля Роберта и владеют в Аргайле величественными замками. Когда группа проезжала по тем местам, Дэвид подробно рассказывал историю каждого замка и называл имена теперешних владельцев. Уилл испытывал странное чувство ностальгии по кровному родству и семье. В здешних краях суровая природа закаляла характеры и еще крепче связывала людей.
Они покинули берега Франции в сентябре. Группа Робера, Уилл и тринадцать рыцарей, которых они спасли от костров Ногаре. В Лондоне их ждали два тамплиера с конями и провиантом. Первое время Эдуард II не спешил откликнуться на письмо папы Климента и не трогал тамплиеров на своих землях, но король Филипп продолжал давить и в конце концов он согласился пустить в свое королевство инквизиторов. К тому времени когда их судно вошло в Темзу, расправа над английскими тамплиерами шла полным ходом. Преследуемые непогодой и волками в лесу, они быстро двинулись на север. Потом начались морозы, и в одну особенно студеную ночь двое из группы так и не проснулись. Было невероятно трудно, но Уилл чувствовал облегчение. Каждая болотистая долина, которую они преодолевали, каждое подножие горы, вдоль которого они медленно продвигались, каждое озеро отдаляли его от врагов. Ногаре жизни не хватит, чтобы найти их здесь.
— Скоро прибудем.
Уилл оглянулся. К нему подъезжал разрумянившийся на холоде племянник.
— Ты чем-то встревожен, дядя?
— Нет, просто устал, — вяло отозвался Уилл, удрученный проницательностью Дэвида.
Дэвид сказал правду. Он тревожился. Слишком много всего ждало его в конце пути, слишком много надежд могло осуществиться или разбиться. Он глянул через плечо на длинную цепочку измотанных путешествием всадников.
