Он повел свой маленький отряд вперед мимо подбитых STUGов и разгромленной батареи. Повсюду метались потерявшие седоков лошади. Танки 2-го батальона успели уйти дальше на восток, преследуя бегущих, но Часов приказал Черкесиани возвращаться — не следовало увлекаться погоней. Мотострелки сгоняли в общую толпу пленных. Смекалистый Негуляев прибрал к рукам телегу, в которую солдаты охапками складывали брошенное врагом оружие.
— Ту повозку с провиантом прихватите, — покрикивал бывший штабс-капитан. — Старшина Султанбаев, найди Рябченку, сдашь ему трофеи.
Приказав Горшину остановиться, Часов спустился на вялый неглубокий снег. Озеров уже спешил к командиру полка, на бегу поднося руку к ушанке.
— Отставить рапорт, — весело разрешил подполковник. — Вижу, что отлично поработали. Собери народ повзводно и будь готов — сейчас пойдем на Сартану.
Он повторил приказ прикатившему на танке Васико. По разочарованным лицам было понятно рвение обоих командиров развивать удачно начатую атаку, но задача перед полком стояла совсем иная.
Кедр и Сосна докладывали, что «лесорубы» ворвались и Сартану и быстро продвигаются, ломая сопротивление деревенского гарнизона. Оставив взвод Герасимова и батарею Раппопорта в прикрытии на случай вражеской контратаки, Алексей остальными подразделениями ударил навстречу главным силам полка. Обнаружив, что Сартана со всех сторон окружена танками, и сообразив, что помощи ждать не приходится, а прорваться будет практически немыслимо, румынский полковник приказал поднимать белые флаги.
Приехавшие в освобожденную деревню командарм и комкор застали Часова за дележом трофеев. На улицах Сартаны были взяты целенькими две самоходные пушки STUG III и восьмиколесный броневик с автоматической пушкой в башенке. К тому же одна из трех подбитых в поле самоходок имела лишь незначительные повреждения ходовой части, и Авербух заверял, что быстро вернет машину в строй.
— На хрена тебе эти фрицевские железки? — искренне удивился Серафимов.
— Сильная пушка, — сообщил Алексей. — К тому же у меня несколько экипажей без машин. А во время прорывов очень полезно иметь в авангарде немецкую технику. Сбивает противника с толку, помогает обеспечить внезапность.
Расхохотавшись, комкор вспомнил, как прошлой зимой его дивизия захватила немецкий склад вещевого имущества. Два батальона, переодетые во вражеские шинели, под губную гармошку входили без боя в опорные пункты противника и внезапными атаками громили захваченные врасплох гарнизоны.
Выслушав поучительную историю со снисходительной ухмылкой, Павлов сделал строгое лицо и сурово произнес:
— На тебя, танкист, пехота жалуется.
— Так ведь по-честному поделили, товарищ генерал… — Леха изобразил на лице обиду.
Отвечал он, конечно, не вполне искренне: в Саргане были захвачены богатейшие склады, и дорвавшиеся до трофеев Рябченко, Стекольников, а также примкнувший к ним Негуляев разграбили добычу почти подчистую. В грузовики и бронетранспортеры танкового полка удалось разместить много разной провизии. Не все же пехоте трофеи загребать. От смерти солдата спасает меткий глаз, а от голода — длинные руки.
Точно угадав момент, подошел Низкохат, позвавший старших командиров в дом, где еще недавно размещался штаб румынского полка. Сопровождавший генералов начальник армейской разведки потребовал переправить всех пленных офицеров для допроса в его контору.
— Уже допрашиваем, — сообщил Низкохат.
Служил в его взводе старший сержант Наум Урсу из Кишинева, большевик с дореволюционным стажем, который большую часть из своих сорока лет провел в бессарабском подполье, а после возвращения Молдавии инспектором милиции. Гитлера и Антонеску он ненавидел, по-румынски говорил не хуже, чем по-русски, и очень любил допрашивать пленных врагов. Самым ценным пленником этого дня оказался полковник Себастьян Скерлатеску, командир 32-го полка пехотной дивизии. Глаза полковника из разведки хищно засверкали при виде карт и шифротаблиц. Строевых командиров больше интересовали сведения о намерениях неприятеля.
Скерлатеску оказался человеком понятливым и словоохотливым. Первым делом он рассказал о приказе командующего 4-й армии генерала Якобичи. Согласно замыслу знатного румынского стратега, главные силы армии стягивались вокруг мелитопольского плацдарма. В настоящее время по периметру города стояли отдельные части 11-й пехотной и 5-й кавалерийской дивизий. Вечером и ночью должны были подойти остальные полки. Сюда же направляются войска 18-й пехотной дивизии, которая дислоцировалась в районе Тельманове — Гранитное — Таврический, а также 8-я кавдивизия, до сих пор державшая оборону вдоль Миуса.
Не дожидаясь вопросов, полковник описал примерный состав войск, сосредотачиваемых вокруг Мелитополя. Из этого перечня Часова заинтересовали только два мотополка, оснащенных танкетками R-1 и немецкими Pz.III.
— Вы уверены, что Якобичи выводит дивизию из Тельманова? — недоверчиво переспросил Павлов.
Выслушав перевод, Скерлатеску обиделся, схватил карту и показал сектор, предназначенный для 18-й дивизии: участок Володарское — Македоновка к северу от Мелитополя. По его словам, 8-я кавалерийская должна занять исходный рубеж для контрудара восточнее города — от Калиновки до приморской деревни Виноградное.
— Боевая группа кавдивизии направлялась сюда, чтобы помочь мне отразить вашу атаку, — добавил полковник. — Но вы разгромили эту часть на марше.
— Виноградное мы тоже взяли, — усмехнулся Павлов. — Когда ваш командующий собирался нанести удар по плацдарму?
Сержант Урсу перевел ответ румынского полковника:
— Приказа об общем наступлении пока не поступило. Он считает, что в течение завтрашнего дня должны были совершить марш две расположенные поблизости дивизии. Еще одну дивизию — седьмую пехотную — везут по железной дороге из Бердянска. Он думает, что наступление на плацдарм начнется послезавтра, когда все войска соберутся на позициях.
— Хороший план, — одобрил Серафимов и засмеялся. — Спросите его, сержант, что известно о переброске к Мелитополю немецких дивизий.
Выслушав вопрос, полковник виновато развел руками и ответил: мол, все резервы немцев прикованы к плацдарму русских на Миусе в 80 километрах к северо-востоку от Мариуполя, где идут очень тяжелые бои. По некоторым данным, там наступает сам генерал Потапов, которого немецкий фюрер объявил своим личным врагом.
— Когда вы атаковали Калиновку, я позвонил командиру дивизии, просил прислать на помощь немцев, — уныло поведал пленный. — Генерал сказал, что ближайшие немецкие части — пехотные батальоны в Волновахе, Старобешеве и на аэродроме в Мичурине румынскому командованию не подчиняются. Командир дивизии сказал также, что ходят слухи, будто немцы согласились направить нам на помощь одну пехотную дивизию из Крыма и одну танковую — из-под Ростова. Ho он не знал, правда ли это.
Скерлатеску смотрел на советских командиров умоляющими глазами. Павлов ободряюще улыбнулся полковнику и заверил, что его жизни отныне угрожают только немецкие бомбы и огонь румынской артиллерии. После этого армейский разведчик увез пленника и все штабные документы, а командарм разрешил Часову отвести танки в Калиновку и отдыхать.
