— Не хочешь остановиться?
— Я уже пообедал. А ты?
— Остановись у мотеля, — говорит она.
— Чтоб мы с тобой?..
— Тебе вовсе не обязательно что-то делать — просто мы зря расходуем бензин.
— Ради Бога, дешевле заплатить за бензин, чем за мотель. Да и вообще, разве не полагается иметь багаж?
— Им это безразлично. Так или иначе, по-моему, я прихватила чемодан, там, на заднем сиденье, — просто на всякий случай.
Кролик поворачивается, и точно — там он лежит, исцарапанный, старый коричневый чемодан, на котором все еще висит бирка гостиницы, где они в свое время останавливались, когда ездили на Побережье, — «Лесные хижины». Тот же чемодан, который она, наверно, уложила, когда уходила к Ставросу.
— Скажи, пожалуйста! — говорит он. — Да ты теперь просто дока по части секса, а?
— Забудем об этом, Гарри. Отвези меня домой. Я и забыла, какой ты.
— Эти, в мотеле, — им не покажется подозрительным, если ты зарегистрируешься до ужина? Сейчас ведь только половина третьего.
— Подозрительным? Что же тут подозрительного, Гарри? Боже, какая ты все-таки цаца. Всем известно, что люди живут половой жизнью. Иначе никого бы из нас на свете не было. Когда же ты повзрослеешь, ну хоть немножко?
— Все равно, вот так, средь белого дня заявиться в мотель...
— Скажи, что я твоя жена. Скажи, что мы совсем вымотались. К тому же это чистая правда. Я прошлой ночью и двух часов не спала.
— Не лучше ли поехать к моим родителям? Нельсон через час будет дома.
— С этого бы и начинал. Да кто для тебя важнее — я или Нельсон?
— Нельсон.
— Нельсон или твоя мать?
— Моя мать.
— Ты больной.
— Вот вроде подходящее место. Нравится?
Мотель «Тихая гавань» — гласит надпись, а под ней дощечки, возвещающие:
БОЛЬШИЕ ДВУСПАЛЬНЫЕ КРОВАТИ
ТОЛЬКО ЦВЕТНЫЕ ТЕЛЕВИЗОРЫ
ДУШИ И ВАННЫ
ТЕЛЕФОНЫ
«ВОЛШЕБНЫЕ ПАЛЬЧИКИ»
Вывеска «СВОБОДНЫЕ НОМЕРА» жужжит, мигая тускло-красным светом. Стойка регистрации похожа на будку, где взимают дорожную пошлину; виден осушенный бассейн, накрытый зеленым брезентом. Вдоль длинного кирпичного фасада, прорезанного дверьми, уже стоят несколько машин — совсем как металлические кони у кормушки. Дженис говорит:
— Похоже, тут полно народу.
— Вот и хорошо, — говорит Кролик. — Значит, они и нас могут принять.
Но когда он это произнес, они уже проехали мимо.
— Нет, серьезно, ты никогда прежде такого не делал? — спрашивает Дженис.
Он говорит:
— Я вел, можно сказать, затворническое существование.
— Ну, теперь мы уже проехали, — говорит она, имея в виду мотель.
— Можно ведь и развернуться.
— Тогда мы окажемся на противоположной стороне шоссе.
— Испугалась?
— Чего?
— Меня.
Кролик лихо сворачивает на стоянку возле «Все для сада», только-только успевает затормозить, чтобы не столкнуться со встречным потоком, пересекает двойную полосу и мчится назад в том направлении, откуда они ехали. Дженис говорит:
— Если хочешь угробить себя — валяй, но меня не смей: мне еще жизнь не надоела — только начала входить во вкус.
— Поздновато, — говорит он. — Через пару лет ты станешь бабушкой.
— С таким-то водителем? Сомневаюсь.
Но они снова пересекают двойную полосу и благополучно паркуются. Надпись «СВОБОДНЫЕ НОМЕРА» по-прежнему жужжит. Мотор выключен. Машина поставлена на тормоз. Блики солнца на неровном асфальте.
— Ну, что ж ты сидишь, — шипит Дженис.
Кролик вылезает из машины. Воздух. Пузырьки эфира — чисто нервное — бегут по его ногам. В будке, возле автомата, выдающего шоколадки, и доски с ключами на черных бирках, сидит мужчина. У него седые, тщательно зачесанные назад волосы, галстук веревочкой с булавкой в виде подковы и насморк. Кладя перед Гарри регистрационную карточку, он прикладывает синий платок к покрасневшим ноздрям.
— Фамилия, адрес и номер автомобиля, — говорит он. Акцент жителя Западного побережья.
— Мы с женой совсем из сил выбились, — поясняет Кролик.
Уши у него горят, краска заливает шею, майка становится мокрой, сердце так колотится, что рука дрожит, выводя: М-р и м-с Гарольд Энгстром... Адрес? Конечно, он вынужден соврать. Неверной рукой он пишет: Пенсильвания, Пенн-Виллас, Виста-креснт, 26. Всякая рекламная ерунда и счета приходят ему на этот адрес. Почтовая служба отлично работает. Положите письмо в один из почтовых ящиков, его вынут, переложат из одного мешка в другой, затем повезут, и — шлеп! — оно падает в нужный ящик — один из миллионов. Непостижимо, как это срабатывает. Пусть бы молодые панки-революционеры попробовали наладить работу почты, чтобы письма шли и доходили и сквозь дождь, и слякоть, и темноту. Мужчина в галстуке веревочкой терпеливо ждет, облокотившись на пластиковую крышку стола, а мысли Кролика скачут, опережая друг друга, и рука дрожит.
— Номер машины — это главное, — миролюбивым тоном протяжно произносит мужчина. — Покажите мне чемодан или платите вперед.
— Я не шучу, это моя жена.
— Должно быть, отправились справлять медовый месяц прямо со школьной скамьи.
— Ах, вы из-за этого. — Кролик окидывает взглядом свою кремово-зеленую спортивную куртку и старается не покраснеть. — Я уж и не помню, сколько лет не надевал ее.
— А и сейчас вполне впору, — говорит мужчина, стуча пальцем по пустому месту, оставленному для номера машины. — Я-то не спешу, если вы не спешите, — добавляет он.
Гарри подходит к окошку, чтобы посмотреть номер машины и знаком дать понять Дженис, чтобы она показала чемодан. Он делает вид, будто поднимает воображаемый чемодан за ручку и опускает вниз, но Дженис не понимает. Дженис сидит в их машине, затуманенная пятнистыми отражениями в окне, словно сомнительного качества современная вещица, упакованная в экстравагантную металлическую коробку, в которой полно пустого места. Кролик делает вид, будто распаковывает чемодан, чертит в воздухе прямоугольник, восклицает: «Боже, какая тупица!», и она наконец понимает, протягивает руку назад и сквозь разделяющие их стекла показывает чемодан. Мужчина кивает; Гарри пишет на карточке номер машины (У 20-692) и получает ключ (17).
— В глубине, — говорит мужчина, — там потише, дальше от шоссе.
— Тише или не тише, мне все равно: нам, главное, поспать, — говорит Кролик: он настроен уже дружелюбнее, получив ключ. — А вы откуда — из Техаса? Я в свое время был там в армии — в Форт-Худе, близ Эль-Пасо.
