Я уставился на нее сквозь маску, не представляя, что онаможет увидеть, что понять, когда на нее взирает искусственное лицо, а ум еевзбудоражен. От запаха ее крови я чуть не лишился чувств, и мне думалось, чтообаяние ее принадлежит иному миру.
– Почему они оставили тебе жизнь, Бьянка? Я не успел, неуспел прийти вовремя!
– Твои ученики, им нужны твои ученики, – отвечалаона, – их ловили в сети. Я видела сети. Они кричали и кричали без умолку,чтобы загнать их ко входу. Я им понадобилась только как приманка, а что мнеоставалось делать, как бороться с ними? Только звать тебя на помощь. Я плохопоступила? Я зря осталась жива?
– Нет, не думай так. Нет! – Я протянул руку и как можноаккуратнее сжал ее пальцы. – Если мое пожатие слишком крепко, скажи.
– Вовсе нет, Мариус, – сказала она. – Ах, доверьсяже мне, как просил довериться меня.
Я покачал головой. Усилившаяся боль мешала мне говорить.Боль завладела телом и душой. Я не мог пережить то, что на меня обрушилось. Немог пережить, что между мной и моим прошлым выросла стена.
– Мы останемся здесь вместе, вдвоем, – сказалаона, – я уверена, что тебя придется долго лечить. Позволь служить твоеймагии. Я уже говорила, что на все согласна.
– Но что ты об этом знаешь, Бьянка? Ты понимаешь, о чемговоришь?
– Уж не о крови ли, властелин? – спросила она. –Думаешь, я не помню, как передала тебе с рук на руки умирающего Амадео? Чтомогло спасти его, что могло дать ему второе рождение, что могло изменить егонавсегда? Ты же знаешь, что я все заметила. И поняла. Знаешь.
Я закрыл глаза и медленно вдыхал и выдыхал воздух. Ее словаубаюкивали меня, заставляли поверить, что все не так уж плохо... Но куда насзаведет этот путь?
Я попытался прочесть ее мысли, но так устал, что не смог.
Мне хотелось прикоснуться к ее лицу, и, решив, что перчаткидостаточно мягкие, я погладил ее по щеке. В ее глазах показались слезы.
– Куда увезли Амадео? – в отчаянии спросила она.
– На юг, морем, – ответил я, – судя по всему, вРим, но не спрашивай, с какой целью. Скажу только, что мой враг устроил облавуна моих домочадцев, на всех, кого я люблю, а он обитает в Риме, и те, кого онприслал навредить нам с Амадео, также прибыли из Рима. Нужно было егоуничтожить. Нужно было предвидеть такой исход. Но я тщеславно продемонстрировалсвои силы и отбросил его в сторону. Поэтому он прислал своих последователей втаком количестве – чтобы я не смог справиться с этой толпой. Как глупо было недогадаться, что он предпримет. Но какой смысл рассуждать? Я слаб, Бьянка. Уменя нет возможности отбить Амадео. Мне нужно как-нибудь вернуть собственнуюсилу.
– Да, Мариус, – кивнула она, – я все понимаю.
– Я всем сердцем надеюсь, что Амадео воспользовалсяспособностями, которые я ему передал. Он многое умеет, и сила его велика.
– Да, конечно, – вновь кивнула она, – я понимаю, очем ты.
– Сейчас мне приходится думать о Мариусе, – виновато игрустно сказал я. – Приходится заботиться о Мариусе – другого выхода нет.
Наступила тишина. Ни звука не раздавалось в доме – толькопотрескивание горящего факела на стене.
Я снова попытался прочесть ее мысли, но ничего не вышло.Виной тому не только моя слабость, но и ее решимость. Несмотря на любовь комне, ее терзали различные соображения, и она возвела стену, чтобы я о них неузнал.
– Бьянка, – тихо проговорил я, – ты заметилаизменения в Амадео, но поняла ли ты их природу?
– Да, властелин, – ответила она.
– Ты можешь догадаться, в чем источник его силы?
– Мне это известно, властелин, – произнесла она.
– Я тебе не верю, – нежно сказал я. – Тызаблуждаешься.
– Нет же, Мариус, я все знаю. Как я успела напомнить тебе,ты приходил ко мне в спальню, мечтая о моей крови.
Она протянула руки, чтобы утешить и прикоснуться к моемулицу. Я прикрылся облаченной в перчатку ладонью, чтобы она остановилась.
– Тогда я поняла, – сказала она, – что ты каким-тообразом питаешься мертвыми. Что ты забираешь их души – или просто кровь. Либоодно, либо другое, поняла я, а музыканты, сбежавшие с пиршества, где ты убилмою родню, рассказывали, что ты целовал моих незадачливых кузенов поцелуемсмерти.
Я тихо рассмеялся.
– До чего небрежно – а я еще гордился своим мастерством! Какстранно. Не удивительно, что я так низко пал.
Я сделал глубокий вдох, тело пронзила боль, меня терзалажажда. Неужели я действительно был когда-то могущественным властелином,ослепившим целый город, способным убить группу людей, чтобы никто не обвинилменя громче, чем шепотом? Неужели я действительно... Но воспоминаний былослишком много, и сколько мне пришлось бы питаться воспоминаниями, чтобывосстановить хотя бы крупицу силы?
Бьянка продолжала смотреть на меня горящими пытливымиглазами.
И тогда с моих губ сорвалась правда, которую я больше не могскрывать.
– То была кровь живых людей, прелестная девочка, кровь живыхлюдей, – в отчаянии признался я. – Кровь живых людей, только живых –и никак иначе. Понимаешь? Вот как я существую, и так было всегда – с той самойночи, когда меня вырвали из смертной жизни послушные чужой воле злодеи.
Она слегка нахмурилась, но взгляда не отвела. Потом онакивнула, давая понять, чтобы я продолжал.
– Подойди ко мне поближе, Бьянка, – прошептал я. –Поверь, когда я скажу, что жил на свете в те времена, когда Венеции еще небыло. В те времена, когда никто и не думал строить Флоренцию. И я недолгопротяну здесь в страданиях. Чтобы восстановиться, мне необходима кровь.Необходима. И как можно скорее.
Она снова кивнула, и взгляд ее был тверд. Дрожа, она вытащилаиз складок одежды льняной платок и утерла слезы.
Что для нее мои слова? Должно быть, она воспринимала их какдревнюю легенду. Как я мог ждать, что она постигнет их суть?
В ее глазах не появилось ни тени сомнения.
– Кровь злодеев, – внезапно вырвалось у нее. –Властелин, Амадео мне все рассказал. Я больше не могу притворяться, что ничегоне знаю. Ты пьешь кровь злодеев. Не сердись. Амадео давным-давно доверил мневашу тайну.
Я разозлился. Разозлился мгновенно, разозлился безумно. Ночто толку? Разве эта чудовищная катастрофа не смела все на своем пути?
