Лонгфелло неловко обернулся, дабы взглянуть на Теала, и сразу распознал ту власть, каковой обладает лишь жестокость, ставшая привычкой.
Теал заговорил опять:
— Мистер Лоуэлл и мистер Филдс — они вас предали, они предали Данте. Вы все видали. Вы видали, что Маннинг должен умереть, но вы ничего не сделали. Вы — их воздаяние.
Теал вложил в руку Лонгфелло армейский револьвер, и холодная сталь обожгла мягкую ладонь поэта — ту самую, с которой не сошли следы от прежних ран. В последний раз Лонгфелло прикасался к оружию ребенком — тогда он прибежал домой в слезах, ибо старший брат надумал учить его стрелять в малиновку.
Фанни презирала войну и оружие, и Лонгфелло благодарил Бога, что она хотя бы не видела, как уходил сражаться ее сын Чарли, а после возвратился домой с простреленной лопаткой. Для мужчин стать солдатом — это всего лишь напялить на себя нарядный мундир, говорила она, забывая об убийственном оружии, каковое тот мундир в себе скрывает.
— Так-то, сэр, наконец-то вы обучитесь сидеть тихо и вести себя, как подобает беглому негритосу. — Глаза детектива искрились смехом.
— Тогда почему вы еще здесь? — Рей теперь был повернут спиной к решетке.
Вопрос сбил детектива с толку.
— Надо ж знать, как ты усвоил урок, а не то зубы повыбиваю, понял?
Рей медленно обернулся:
— Напомните, что за урок.
Детектив побагровел и с хмурым видом прислонился к решетке.
— Хоть раз в жизни посиди тихо, обезьяна, и дай жить тем, кто лучше разумеет, что к чему!
Глаза с золотыми прожилками смотрели вниз. Вдруг, ни единым движением тела не выдав своих намерений, Рей выбросил вперед руку, сцепил пальцы у детектива на шее и вдавил его голову в решетку. Другой рукой он разогнул ему пальцы и забрал связку ключей. Затем ослабил хватку, и детектив тут же ухватился за горло, силясь восстановить дыхание. Рей отпер дверь, обыскал пальто детектива и вытащил оттуда пистолет. Заключенные в других камерах веселились вовсю.
Патрульный помчался по лестнице в вестибюль.
— Рей, это вы? — воскликнул сержант Стоунвезер. — Что стряслось опять? Я стоял на посту, всё как вы велели, а после являются детективы и говорят, будто вы приказали всем расходиться! Где вы были?
— Они заперли меня в «Могилах», Стоунвезер! Мне нужно немедля в Кембридж! — отвечал Рей. Но вдруг он увидал на другом конце вестибюля маленькую девочку и гувернантку. Он бросился к ним, отворил железные ворота, что отгораживали приемную от полицейских офицеров.
— Молю вас, — все повторяла Энни Аллегра, пока гувернантка пыталась что-то втолковать, но тем лишь сильнее запутывала Рея. — Молю вас.
— Мисс Лонгфелло. — Рей присел перед девочкой на корточки. — В чем дело?
— Помогите папе, офицер Рей! — Она плакала. В вестибюль ввалилось целое стадо детективов.
— Держи! — заорал один. Он схватил Рея за руку и швырнул к стене.
— Прочь отсюда, сучара! — Сержант Стоунвезер обрушил на спину детектива полицейскую дубинку.
На его зов сбежались облаченные в мундиры полицейские, однако троим детективам удалось управиться с Николасом Реем: повиснув у него на руках, они поволокли прочь отбивавшегося патрульного.
— Нет! Вы нужны папе, офицер Рей! — кричала Энни.
— Рей! — орал Стоунвезер, но в него уже летел стул, а в ухо впечатывался кулак.
Шеф Куртц ворвался в участок; всегда горчичного цвета лицо его сейчас полыхало багровым. Привратник волок следом три саквояжа.
— Хуже этого чертова поезда… — начал Куртц. — Что за черт подери! — едва уяснив ситуацию, заорал он на весь вестибюль, полный полицейских и детективов. — Стоунвезер?
— Они заперли Рея в «Могилах», шеф! — возмущенно объявил Стоунвезер; из распухшего носа у него текла кровь.
Рей сказал:
— Шеф, мне нужно срочно в Кембридж!
— Патрульный Рей… — начал Куртц. — Неужто вы влезли в мое…
— Потом, шеф! Сейчас не время!
— Отпустите его! — рявкнул Куртц на детективов, и те разлетелись от Рея по сторонам. — Всем окаянным мерзавцам явиться ко мне в кабинет! Сей же миг!
Оливер Уэнделл Холмс постоянно оглядывался, нет ли позади Теала. Дорога была пуста. За доктором никто не шел с самого подземного тоннеля.
— Лонгфелло… Лонгфелло, — повторял он. про себя, шагая по Кембриджу.
Затем увидал впереди, как Теал ведет по тротуару Лонгфелло. Поэт осторожно ступал по тонкому снегу.
С перепугу Холмс думал в тот миг лишь о том, как бы ему не свалиться без чувств. Нужно действовать — и без промедления. Потому он и заорал во все горло:
— Теал! — Странно, что от столь пронзительного вопля не вывалила из домов вся улица.
Теал обернулся, весьма настороженно.
Достав из-под полы мушкет, Холмс трясущимися руками наставил его на Теала.
Тот будто и вовсе не удостоил оружие вниманием. Он подвигал челюстью и, выпуская на волю, сплюнул на белый покров у себя под ногами мокрую сироту алфавита: F.
— Мистер Лонгфелло, доктор Холмс будет первый, — сказал он. — Он первый получит от вас воздаяние за все, что вы сделали. Он сделается нашим образцом для всего мира.
Теал взял Лонгфелло за руку, куда был вложен армейский револьвер, поднял ее и направил на Холмса.
Холмс подошел поближе, все так же направляя мушкет на Теала.
— Ни с места, Теал! А не то я выстрелю! Я буду стрелять! Отпустите Лонгфелло и забирайте меня.
— Это воздаяние, доктор Холмс. Все, кто самовольно покинул Божий суд, принуждены сейчас услыхать окончательный приговор. Мистер Лонгфелло, слушайте мою команду. Товьсь… целься…
Холмс твердо шагнул вперед и наставил мушкет Теалу в шею. В лице этого человека не было и унции страха. Он вечный солдат, ему нечего терять. Для Теала не существовало выбора, лишь безнадежное усердие, с коим он исполнял все, что проливается потоком сквозь человеческий род — в то время, либо в иное, — а после с шипением уносится прочь. Холмс передернулся. Он не знал, достанет ли у него подобного усердия, дабы отвести от Дана Теала судьбу, в которую затягивало сейчас его самого.
— Стреляйте, мистер Лонгфелло, — сказал Теал. — Стреляйте немедля! — Он взялся за руку Лонгфелло и обвил его пальцы своими. Тяжело сглотнув, Холмс отвел мушкет от Теала и наставил его на Лонгфелло. Поэт качнул головой. Теал в замешательстве отпрянул, утаскивая за собой пленника. Холмс твердо склонил голову.
— Я его убью, Теал, — сказал он.
— Нет. — Теал поспешно затряс головой.
— Да, Теал! И тогда он не получит своего воздаяния! Он будет мертв, он будет прах! — кричал Холмс, направляя мушкет выше, Лонгфелло в голову.