рублей основного капитала семейству Нобелей принадлежали акции на сумму около 6 млн рублей; акции ещё на 8 млн держали Азово-Донской и Волжско-Камский банки, немецкое Учётное общество и Петербургский торговый банк (причём за последним числилось бумаг на 2 млн рублей, и если бы незадолго до собрания усилиями Госбанка его прикрыли, то в нобелевском хозяйстве образовалась бы серьёзная брешь). Питерская группа к этому моменту уже собрала пакет стоимостью около 8 млн рублей[2159]. Тайм-аут она собиралась использовать для наращивания своего влияния: крах Петербургского торгового банка, обладающего крупным пакетом нобелевских акций, был бы тут как нельзя кстати.
Конфликт возобновился на следующем общем собрании, в сентябре 1914 года. Камнем преткновения стало стремление Нобелей увеличить основной капитал товарищества. Повторим: как только появились признаки предстоящей экспансии петербургской группы в нефтянку, крупные игроки стали готовиться к этому неприятному событию; Ротшильды и «Шелл» быстро переиграли свои позиции по отношению к русскому рынку. Для Нобелей же такой вариант был невозможен, и им оставалось укреплять собственные позиции, выпуская новые акций и распределяя большую часть в свою пользу. Кстати, с 1884 года товарищество ничем подобным не занималось, в течение двадцати лет акционерный капитал составлял одну и ту же сумму — 15 млн рублей[2160]. Но теперь увеличение основного капитала стало остро необходимым. В самом конце 1911 года произошло его удвоение до 30 млн рублей. Выпуском акций тогда занималось упомянутое немецкое Учётное общество, выводившее ценные бумаги на биржу[2161]. В 1914 году правление решило провести ещё одно увеличение — до 40 млн рублей.
Однако в условиях войны пользоваться услугами германской финансовой структуры по понятным причинам не представлялось возможным. Этим решили воспользоваться новые акционеры в лице питерских банков. На осеннем собрании вновь разгорелся спор о своевременности увеличения капитала. С одной стороны выступали Путилов, Вышнеградский, Кон и Шайкевич, с другой — глава Азово-Донского банка Каменка. Любопытная деталь: в ходе дебатов Путилов заметил, что в создавшейся обстановке едва ли какой-нибудь банк согласится взять на себя реализацию выпуска. Каменка выкрикнул из зала: «Может быть, и найдётся» — и после этого питерские банкиры дружно покинули заседание[2162]. Стороны сошлись через два дня. На этот раз противники Нобеля подняли вопрос о законности настоящего собрания. Путилов, Утин, Глазберг доказывали, что его нельзя считать правомочным, поскольку правление не выполнило требуемых законом формальностей (не опубликовало за четыре дня до открытия список акционеров с указанием представленных ими бумаг); другие им бурно возражали. Затем на голосование всё-таки поставили вопрос об основном капитале, и большинство (333 голоса против 210) высказалось за то, чтобы ходатайствовать о его увеличении на 10 млн рублей[2163]. Но и это решение было оспорено. Так продолжалось весь 1915 год. Причём, к огромному неудовольствию Нобелей, противоборствующей стороне удалось провести в правление товарищества (в святая святых!) главу Русско-Азиатского банка Путилова[2164]. И всё это происходило на фоне подозрений в продолжающемся сотрудничестве с Германией (например, военный министр В.А. Сухомлинов сообщал о переписке и личных контактах Э.Л. Нобеля с немецким послом в Стокгольме[2165]). Столичные газеты трубили о том, что Нобели всегда процветали за счёт германских капиталов — с их помощью скупались нефтяные промыслы[2166]. Обстановка вокруг товарищества накалилась до предела, и в деловой прессе справедливо отмечали: «в настоящее время фирма Нобеля не обладает свободой действия»[2167].
Однако бурный поначалу натиск питерских банков начал слабеть, и чем дальше, тем ощутимее. Дивиденды фирм группы «Ойл» не увеличивались по сравнению с нобелевскими и даже не сохранялись, а понижались: у Каспийского общества с 20 % до 11 %, у Московско-Кавказского — с 34 % до 13 %, у Тер-Акопова — с 14 % до 6 %. Что касается ведущих фирм (Лианозова, Манташева, товарищества «Нефть»), то дивидендных выплат здесь вообще не было. Средняя норма дивидендов по всей группе за 1914 год составила 5,9 % против 18,4 % в 1913-м, что не могло не сказаться на cash flow (денежном потоке)[2168]. Но этот тревожный признак померк перед главной неприятностью, которая выявилась не сразу. Размещению бумаг Русской генеральной нефтяной корпорации начали противодействовать европейские биржи. С точки зрения западных деловых кругов, эти акции стоили 38,2 франка каждая, между тем их пытались сбывать по 59 франков[2169]. Вместо признания роста пошли разговоры о махинациях со стороны русских, и на ведущих площадках акции не пользовались достаточным спросом. Беспокойство вызывали несколько обстоятельств. Во-первых, такая огромная корпорация, как «Ойл», чьи активы располагались в России, а администрация состояла преимущественно из российских подданных, не вышла на Петербургскую биржу, прежде чем объявиться на биржах европейских. Во-вторых, оказалось, что её контролируют крупнейшие российские банки — те самые, которые в течение нескольких месяцев активно скупали акции русских нефтяных компаний (и многие держатели этих бумаг смогли выгодно их продать). Получалось, что теперь — уже от лица Русской генеральной нефтяной корпорации — их снова предлагают купить, но по более высокому курсу[2170]. Невысокая биржевая оценка заметно затрудняла привлечение средств под залог акций, что стало сказываться уже в 1914 году. Из-за низкого курса питерские банки не могли открывать дополнительные кредиты под участие в биржевых операциях «Ойл». Уведомления об этом содержатся в многочисленных письмах Петербургского международного банка, выступавшего организатором синдиката, к своим партнёрам[2171].
В свою очередь Нобели переформатировали структуру акционерного капитала товарищества, снизив риски для дружественных держателей крупных пакетов — Азово-Донского, Волжско-Камского и Петербургского торгового банков. К середине 1916 года на балансах этих структур находилось акций на 4 млн рублей, т. е. вдвое меньше, чем двумя годами ранее. Зато в составе крупных акционеров появились московские банки. Это обстоятельство весьма симптоматично, поскольку оно означало сближение Нобелей с оппозиционными кругами. Купеческая буржуазия в это время как раз была поглощена борьбой со своими давними противниками — питерскими банками, причём теперь и в политической сфере. Стремящаяся к олигархическому всевластью московская деловая элита нашла немало точек соприкосновения с Нобелями. На рубеже 1915–1916 годов происходит вхождение в капитал Товарищества Московского банка Рябушинских, Московского общества взаимного кредита, Московского купеческого банка; вместе они приобретают на 3,2 млн рублей нобелевских акций[2172]. О содействии нефтяному концерну начинает хлопотать Центральный военно-промышленный комитет, адресующий просьбы новому Военному министру А.А. Поливанову[2173].
Нобели начинают открыто вести дела с видными представителями московского купечества. Вместе они создают новое предприятие — «Северно-русское общество внешней торговли». В его учредителях значатся руководители ЦВПК А.И. Гучков, А.И. Коновалов, Э.Л. Нобель, а также вся верхушка Азово-Донского банка
