— Я вообще-то в школу шел, а к вам заглянул по дороге, — сказал я, — мне надо поработать, к завтрашнему дню подготовиться.
Я встал.
И она встала.
Я вышел в коридор, она прошла следом и, остановившись, наблюдала, как я одеваюсь.
— Ну что ж, пока, — сказала она.
— Пока, — ответил я и побрел к школе, где работы у меня особой не было, но я тем не менее отпер дверь и вошел внутрь — на тот случай, если она следила за мной из окна. В том, что она и думать обо мне забыла, я не сомневался, однако на таком грубом вранье попасться не хотелось, и раз уж я пришел в школу, то решил посмотреть телевизор — было воскресенье, а по воскресеньям много спортивных передач.
Ине, Ине, Ине, хихикали девочки в классе, когда я пришел в школу на следующий день.
Значит, все уже всё знают.
Я делал вид, будто ничего не происходит, но ни о чем другом не думал.
Ине, Ине, Ине.
Перед сном я раздумывал, какой шаг будет следующим. Она забыла у нас сумку, значит, придет за ней, верно? Или лучше мне самому отвезти ее в Финнснес?
В тот кошмарный раз, когда я заходил к ним, я все испортил, даже с термосом не справился, так чего я вообще жду? Что она бросится мне на шею?
Во время следующей нашей встречи я должен напиться, это мой единственный шанс.
Ине, Ине, Ине.
Воспоминания о ней испепеляли меня, прежде я ничего подобного не испытывал, остановить их не получалось, в них сосредоточился весь смысл, ничто, кроме нее, не имело значения.
Днем я курсировал между домом и школой, вечерами, стараясь приглушить мысли о ней, совершал длительные пробежки, а в следующее воскресенье она вдруг зашла сама.
В дверь постучали, я открыл и увидел ее.
Прекрасную Ине.
— Я тут у вас сумку забыла, хотела забрать.
— Вот эту? — я протянул ей сумку.
— Ага, — кивнула она, — спасибо.
Она развернулась и собралась уходить.
— Не зайдешь? — опомнился я.
Она покачала головой, но не довела движение до конца, словно на полпути передумала, и мне это очень понравилось.
— Я в Финнснес уезжаю, — сказала она и двинулась к дороге. Из-за гололеда Ине шагала медленно, часто переступая.
— Ты что, сюда приехала, только чтоб сумку забрать? — спросил я.
— Нет, конечно. Я на все выходные приезжала. — она дошла до дороги и уже повернула.
Я знал, что ей шестнадцать, она любит мотоциклы и учится в училище, а больше ничего. Для того чтобы завязать отношения, этого явно недостаточно.
Она дышала естественностью. И еще она была суровой.
С большой грудью и длинными ногами.
Чего еще мог я желать?
Ничего, этого хватало с избытком.
Как мне поступить?
Никак, я для нее ничто, и она поняла это за пять минут.
Я рассказал обо всем Хеге. Мы тогда пили чай, грея руки о чашки.
— Ине тебе не подходит, — сказала она, — ты даже и не представляешь насколько.
— Но я иначе не могу, — сказал я.
Она посмотрела на меня:
— Надеюсь, ты не влюбился в мою младшую сестренку?
— Именно что влюбился.
Она поднесла к губам чашку и убрала с глаз прядь густых волос.
— Ох, Карл Уве, Карл Уве… — проговорила она.
— Это отвратительное клише, но я только о ней и думаю.
— У вас с ней не сложится. Ну никак. Это вообще немыслимо.
— Ты зря все это мне говоришь, — сказал я. — Я должен попытаться.
— Ладно, — сказала она, — поехали в Финнснес на дискотеку, опоздаем на автобус и переночуем у нее.
— А почему ее на дискотеку не возьмем?
— Она дискотеки не любит.
Мы придумали план и выполнили его в точности.
В пятницу вечером мы с ней оказались возле дома за банком, неподалеку от дискотеки. Хеге позвонила, и Ине спустилась к нам.
Если она и догадалась, что сестра ее обманула, то вида не подала.
Они обнялись, я отвел взгляд и сжался, стараясь казаться незаметным, поднялся за ними по лестнице и сел не на диван, а в кресло, чтобы Ине не решила, будто ее вынудили сесть рядом со мной.
Одета она была так же просто, как и в прошлый раз: спортивные брюки в обтяжку и обычная белая футболка. Она угостила нас чаем, и они с Хеге стали болтать, а я лишь изредка что-нибудь говорил. В ее квартирке была всего одна комната, в углу которой примостилась крохотная кухонька. Комната была довольно большая, но не особенно просторная.
Как, интересно, Хеге себе представляет эту ночь? Ине положила на пол возле двери матрас для меня, а Хеге легла вместе с ней на двуспальной кровати.
Ну что ж…
Свет погас, сестры еще немного поперешептывались, после чего все стихло.
Я лежал на спине и глазел в потолок.
Какой странной стала у меня жизнь.
С кровати кто-то встал, и я сперва подумал, будто это сон. Но это была Ине, она подошла ко мне и легла рядом.
Господи, она была обнаженной.
Тяжело дыша, она прильнула ко мне.
Мы целовались, я ласкал ее тело, ее чудесную большую грудь, о, я готов был проглотить ее, и я чувствовал, как ее гладкие волоски трутся мне о ногу, и Ине так тяжело дышала, и я дышал тяжело, и я успел подумать, что неужели сейчас все и случится, с этой невероятной девушкой, которая любит мотоциклы?
Она потерлась о меня, и я кончил.
Я отвернулся и вжался в матрас.
Дьявол, дьявол, дьявол.
— Ты что, уже все? — спросила она.
— Угу, — промычал я.
Она встала и скользнула обратно в кровать, нырнула в сон, из которого так соблазнительно восстала всего несколькими минутами ранее.
Вот и все.
Следующие дни влюбленность во мне боролась с жалкими остатками гордости. Снова поехать к Ине было нельзя. Нельзя звонить, нельзя писать письма, нельзя смотреть в глаза.
Я по-прежнему думал лишь о ней, но эпизод у нее дома, такой явный и унизительный, вытеснял даже самые влюбленные мечты, и они медленно, но верно покидали меня.
У меня снова осталась лишь школа. Школа, писательство и выпивка.
Но дни удлинялись, снег таял, приближалась весна. Однажды я обнаружил в почтовом ящике письмо из издательства «Аскехауг». Вместе с остальными письмами я вынес его на улицу, закурил, посмотрел на белые неровные горы на другом берегу фьорда, чуть позолоченные солнцем, чьи лучи с каждым днем подбирались все ближе к деревне. Это зрелище прибавляло бодрости: значит, где-то в пространстве и для нас найдется свет.
