не умерла из-за него. Заклинание, которое дала мне Старуха? Это не просто привело тебя ко мне. Это связало нас вместе. Эта отметина на моей груди? Это знак связи. Как связь Защитника, но в обратном порядке и сильнее. Из-за этого ангельский клинок не убил меня. Просто ранил меня. Я не буду стареть. Я не умру, если с тобой что-нибудь не случится, — я прижала палец к центру его нижней губы. — Значит, ты застрял со мной, наверное, на целую вечность? Поздравляю.
Зейн отодвинулся достаточно, чтобы наши глаза могли встретиться.
— Ты… если ты… ты бы не стала лгать о чём-то подобном.
— Я бы не стала.
Я никогда раньше не слышала, чтобы Зейн так волновался.
Его глаза были широко раскрыты.
— Я… Боже, Трин. Я не знаю, что сказать, кроме того, как, чёрт возьми, ты вообще могла предположить, что я застрял с тобой?
Я рассмеялась, и напряжение в моих мышцах начало уменьшаться.
— Думал, что моё старение не имеет большого значения? Ты бы любил меня, со сломанными бёдрами и всем прочим?
— Я бы любил тебя со сломанными бёдрами и всем прочим, — сказал он на сто процентов серьёзно. — Я бы любил тебя так же сильно, как сейчас, когда тебе было бы восемьдесят. Я ни за что не позволил бы этому помешать тому времени, которое я провёл с тобой, но не было ничего лёгкого в том, чтобы наблюдать, как ты медленно покидаешь меня, день за днём, год за годом. И когда этот день настанет, я найду дорогу к тебе. Я бы последовал за тобой. Ничто бы меня не остановило.
Моё горло сжалось от эмоций.
— Я знаю.
Его взгляд искал мой.
— Но чтобы не беспокоиться об этом? Бояться того дня? Знать, что через пятьдесят лет ты будешь рядом со мной? Через сотню лет?
Сейчас, наверное, не самое подходящее время, чтобы говорить об Антихристе в целом. Позже.
— Я почти не могу поверить, что это реально. Что нам так повезло, — теперь его взгляд скользил по моим чертам. — Что у нас есть это. Настоящее будущее, в котором я не буду бояться того дня, когда потеряю тебя, и у тебя больше не будет навязчивой идеи о сломанных бёдрах.
Я снова рассмеялась, и напряжение покинуло меня.
Он поцеловал меня, быстро и глубоко.
— Мне нравится этот звук.
— Я могу сказать, — выдохнула я.
Его губы изогнулись в улыбке напротив моих.
— Я даже не знаю, что сказать.
— Ну, я не всё тебе рассказала.
— Я не думаю, что что-то может шокировать меня больше. — Он поцеловал меня в щёку.
— Арахис был Михаилом. Или моим отцом.
Зейн откинулся назад.
— Мой отец-Арахис, — повторила я. — Он был Арахисом всё это время. Плод его… юных лет или проявление. Что-то чрезвычайно странное и запутанное.
— Что?
Я кивнула.
— Ты меня правильно расслышал. Это был единственный способ, которым он мог быть частью моей жизни, — сказала я ему, резко выдохнув, а затем рассказала ему всё, что рассказал мне мой отец.
Всё это звучало так же нелепо и из моих уст.
— Ладно. Ты была права, — сказал Зейн, когда я закончила. — Это так… Я даже не знаю, что сказать.
Я фыркнула.
— Но разве он не часто заходил… ко мне, когда я принимал душ? — спросил Зейн.
Я съёжилась.
— Он утверждает, что в этом не было ничего жуткого, и что он не делал этого в половине случаев, когда говорил, что делал, но да, я не знаю.
— Я просто не собираюсь думать об этом.
— Возможно, это и к лучшему.
Он провёл рукой по моей щеке, поймав пряди моих волос.
— Что ты обо всём этом думаешь? — он прижался лёгким поцелуем к уголку моей губы. — Как ты себя чувствуешь?
— Я… Боже, я не знаю. Не думаю, что я даже начала что-то понимать, — призналась я, играя с кончиками его волос. — Особенно сколько Михаил… мой отец сделал для меня. Как многого я не знала, и вот я здесь, ненавижу его — ненавижу его до смерти. И это заставляет меня чувствовать себя первоклассным придурком.
— Не чувствуй себя первоклассным придурком, — сказал он мне, и, услышав его слова, я усмехнулась. — Я думаю, он понимает, почему ты так себя чувствовала. Он твой отец. Он любит тебя.
— Он знает, — прошептала я, глубоко вздохнув и подняв взгляд на Зейна.
В моей голове много чего происходило, но я бы сделала это… У меня была бы вечность, чтобы всё это переварить.
— Мы победили Гавриила.
— Мы это сделали, — он поцеловал меня в кончик носа. — Мы спасли Небеса.
— А Бог спас человечество.
— Я думаю, что мы также получаем некоторую заслугу за это, — его губы коснулись моего лба. — Люцифер снова исчез.
— Это был Михаил, — сказала я, задаваясь вопросом, перестану ли я когда-нибудь чувствовать себя странно, называя его моим папой или моим отцом. — Его провожают обратно в Ад. Кстати, как ты узнал, что я здесь?
— После того, как Люцифер исчез, появился Грим, — он прижался губами к моему виску. — Сказал, что найду то, что ищу, если вернусь домой. Я знал, что он должен был говорить о тебе, даже если я слишком боялся надеяться.
Я прижалась лбом к его лбу.
— Я слышала, ты потребовал, чтобы Люцифер вернул меня, а затем вызвал Грима. Я ненавижу, что тебе пришлось пройти через это.
— То, что ты пережила, когда я умер, было гораздо хуже. Да, эти минуты показались мне вечностью, но у тебя были дни, — он обвил рукой мою шею сзади. — Но нам не нужно беспокоиться о том, что это произойдёт снова. Теперь мы вместе.
— Навсегда.
— Навсегда, — повторил он, нежно целуя меня.
Я улыбнулась.
— Мы должны сообщить остальным, что со мной всё в порядке.
— Мы так и сделаем, — его рука скользнула вниз по моей спине, когда его крылья раскрылись. — Но не сейчас. У меня разные приоритеты, которые касаются тебя и меня, и мне всё равно, насколько эгоистичным это делает меня.
У меня перехватило дыхание, когда его рука скользнула по моему бедру.
— Думаю, мне нравится, когда ты эгоистичен.
Зейн поднялся, держа меня на руках.
— Тебе понравится, когда я закончу с тобой.
И он не ошибся.
Вообще.
В нашей спальне, под сиянием Созвездия Зейна, мы не просто занимались любовью друг с другом. Раздеваясь, мы показывали это друг другу. Это было в каждом прикосновении нашей кожи и в каждом дразнящем, медленном прикосновении. Любовь сияла с каждым поцелуем и тихим вздохом, и она была в полной мере проявлена, когда
