силы не представляли, можно было играть, умело манипулируя их разрозненными интересами. Но, не дай господь, собрались в стаю?
Стая сильна ражем, спекающим страх и злобу каждого в клокочущую общую отчаянную смелость. Тогда они пойдут на всё, не остановятся, если вовремя не наступишь им на горло.
«Кто, интересно знать, тот паук, что сплёл паутину?»
Выходило, Карнаухов. Из всех приближённых он был по-старчески ревнив и обидчив. Главное, вокруг него было легко сбиться в кучу — не давил, брал сочувствием и всепонимающей мудростью. На роль вождя фронды не тянул, поэтому и не претендовал. Играл роль «тайного советника вождя». А когда вакантна должность вождя, да ещё есть советник на все случаи жизни, то желающих «повождить» всегда в избытке.
«За это пришлось подставить деда. Нефиг людишек в соблазн вводить. Да и знать стал больше, чем здоровье позволяло».
Кроме Карнаухова и самого Старостина, о «Водолее» больше других знал один человек — Кочубей. И аппарат Движения плясал под его кнут и бывал сыт его пряниками.
«В чём-то я ошибся, если Кочубей позволил себе личный выпад. Причём, в самое больное место, сволочь, ударил. И нашёл, когда! Рисково сейчас из доверия выходить. Какой чёрт его за язык дёрнул? Извиняет лишь одно, он таким способом Сашку на бдительность проверял. «Не доложит, сожрём», правило известное. А если с дуру проговорился? Только этого мне сейчас не хватало! Не пускать же его в распыл, как Карнаухова. Пока ещё нужен. Чёрт, всё сразу и разом!»
— Ох и накурил!
Ника внесла поднос. Ноздри защекотал запах кофе и ещё горячих тостов. Как вышла голой, так и вернулась. Скрывать ей, действительно, было нечего. В ответ на его просьбы не сновать по квартире голышом отшучивалась: «Коба, ты не прав, дорогой. Я отношусь к одному проценту женщин, которые голыми выглядят так же красиво, как и одетыми. Гордиться надо и тихо завидовать!»
— Включи кондиционер. Только, ради бога, накинь что-нибудь, охрана глаза сломает!
— Ха! Должны же и у них быть маленькие радости!
Она поставила поднос ему на живот, легко подбежала к окну, медленно развела в стороны тяжёлые портьеры, так же медленно вытянулась. Навела пульт на кондиционер. Старостин, не в силах пошевелиться, лишь смотрел на её подобравшуюся попку. Загорала она, конечно же, голой.
— Да быстрее же ты, ведьма! Сейчас мужики штабелями повалятся, останемся без охраны, вот тогда и запрыгаешь!
Она захохотала, запрыгнула на кровать, оседлала его ноги и потянула к себе поднос.
— Сейчас кормить тебя буду. Дозаправка в воздухе.
— Вот сейчас как встану!
— Не встанешь! Кофе только с плиты. Хотя, можешь встать, пусть охрана послушает арию Старостина «Обварила меня ведьма кипятком» из оперы «Жизнь за народ», слова Старостина, музыка — блатная-народная.
— Что развеселилась?
— Ну не плакать же! Ты, я смотрю, успокоился, а то весь закаменел лицом, мне даже страшно стало.
— Хочешь уехать? — неожиданно для себя спросил Старостин. Сорвалось. Выпрыгнуло из самого сердца. — Пока есть возможность.
— Нет. — Она резко встряхнула чёрной копной. — Раньше не свалила и сейчас не собираюсь. Что мне там делать? Да и тебя…
«Правильно. Пожалела, не договорила. Молодец, девочка моя черноглазая, кто я без тебя? Бросишь, оставишь одного, что я тогда? Одна желчь и злоба, а потом придёт беспомощность и отчаянье, как с Карнауховым. Спекусь, озлобят они меня в конец, да и загрызут от страха. Страшно без любви, без любви мы страшные», — подумал он, закрыл повлажневшие глаза, на ощупь нашёл и нежно погладил её по-детски острые коленки.
Она убрала поднос. Легла рядом. Сквозь шёлк простыни он почувствовал тепло её тела.
— Коба. — Ника потёрлась носом о его плечо. — Сегодня весь день сновали какие-то люди. Глаза у них цепкие и холодные. Улыбаются, а губы твёрдые. Как будто никто их не целовал. Неживые они какие-то.
— Глупышка. В охране служат те, кто на себе давно крест поставил. Других не держат. У него чувство долга доведено до рефлекса, оно у них сильнее жизни, как у собаки. Да и жизнь ли это, на поводке у ноги бегать?
— Так надо, да? Ну, эти люди, охрана… Эта встреча так важна для тебя, да, Коба?
— Для меня важнее всего, что я сегодня здесь. Остальное — повод.
— Конспиратор! — выдохнула в самое ухо. — А чем твои враги занимаются, как ты думаешь?
— Считают меня, чем же ещё!
Старостин напряг живот, по седым волоскам быстро-быстро забегали её острые ноготки, спускаясь всё ниже и ниже.
— М-м! А мы сейчас законспирируемся! Никогда не догадаются, что ты сейчас будешь делать.
— Ника, прекрати! — взмолился Старостин.
— Поздно, Коба.
— Ну ведьма!
Он на секунду представил напряжённые лица Кочубея, Филатова, Салина, Первого, Артемьева, бульдожьи морды зубров Движения, серые мордочки коридорной шушеры. И захохотал во весь голос, пытаясь поймать за плечи скользнувшую вниз Нику.
Старые львы
По настоянию Владислава, Салин решил не рисковать и воспользоваться для поездки закрытой веткой метро.
Кортеж из бронированного лимузина и двух джипов охраны начал петлистый путь между блок-постами, роль пассажира лимузина играл опер, комплекцией похожий на Салина. А он сам незамеченным выскользнул из офисного здания концерна, Владислав на своей машине подбросил его к ближайшему входу в «секретное метро», пообещав встретить в переулках у здания Минобороны. Там, прямо из невзрачного служебного подъезда, можно было выйти на поверхность.
В пустом холле гулял пахнущий сырой известью сквозняк. Поезд только что ушёл в тоннель. В гулкой тишине мерно цокал шестернями эскалатор.
Салин протянул постовому красную корочку пропуска.
С тех пор, как расконсервировали большую часть «подземного города», всё чаще и чаще он встречал здесь знакомые лица. Чиновники, кому в старые добрые времена по рангу не полагалось даже знать о системе подземных коммуникаций, протянувшейся тайными тоннелями под всей Москвой, с удовольствием по надобности, а как правило, без неё, с удовольствием пользовались новой привилегией — не быть обстрелянным на улице.
Салин отвернулся и не ответил на заискивающий кивок двух особей чинушного племени, поднимавшихся вверх по
