они от меня.
Эта книга главным образом о том, что мы делаем неправильно. Но я надеюсь, что в будущем мы увидим, сколько у нас общего с животными, и будем пытаться не столько владеть ими, сколько стремиться найти им место с нами рядом. Если попытаться выразить одним предложением отношения с животными, которые я хочу видеть, оно было бы таким: целенаправленное одомашнивание – тупиковый путь, а дикая природа ведет нас в верном направлении.
* * *
Зимой 2019 года я познакомился с женщиной по имени Аманда Миллар. Она превратила часть дома в любительскую больницу для раненых летучих мышей, так как была уверена, что им следует дать шанс выздороветь или прожить положенный срок. «Поставьте себя на их место. Вы хотите, чтобы вас списали просто потому, что вы потеряли руку?» – рассказывала она мне, оговариваясь, что не может знать, о чем думают летучие мыши. Она тратила £1,5 тыс. в год на червяков, которыми кормила своих подопечных. «Бывает, что выпускаешь мышь на рассвете, она сталкивается с другими, и они начинают летать вместе. У меня от этого просто слезы на глазах», – вспоминала она.
Летучих мышей в Англии становится все меньше из-за исчезновения лесов и сокращения численности насекомых. Миллар связала меня с группой энтузиастов, которые изучают местные популяции и лоббируют установку приспособлений, которые немного облегчают им жизнь, – для летучих мышей есть, например, специальные кирпичи. Своими усилиями они пытаются компенсировать неспособность людей более фундаментально изменить наши города и сельское хозяйство.
Я поучаствовал в одном из их исследований в железнодорожном туннеле в Суссексе к югу от Лондона. Мы шли в полутьме, светя фонариками по кирпичной кладке. Летучие мыши были маленькие. Некоторые забивались в щели и были едва различимы. Их оказалось совсем не так много: в этом туннеле мы нашли около дюжины. У волонтеров хватало поводов для беспокойства – может быть, зима теплее, чем надо, или слишком мало мышей впало в спячку, – но в целом они возвращались довольные, и я тоже. По пути мы разговаривали о том, что люди негативно воспринимают летучих мышей отчасти из-за Дракулы, а отчасти из-за заболеваний. Но даже когда знаешь, что летучие мыши были носителями SARS, в больнице для летучих мышей Аманды Миллар и в суссекском туннеле мысль о том, что природный мир является источником болезней, не появляется. Тогда мы этого не знали, но в китайские больницы уже поступили первые жертвы коронавируса.
Коронавирус – это притча об абсурдности человеческого поведения. Если бы другие животные решили разработать болезнь, чтобы показать нам наши ошибки, они бы не придумали ничего более эффективного. Сегодня мы понимаем, что такое зоонозы и как им способствует нарушение экосистем путем истребления хищников, которые сдерживают патогены. Мы понимали это и раньше, просто отрицали. В мае 2010 года администрация Обамы выпустила Стратегию национальной безопасности, в которой было сказано: «Изменения климата и пандемические заболевания угрожают региональной безопасности, а также здоровью и безопасности американского народа». Ровно через десять лет после этой публикации число смертей от коронавируса в США достигло ста тысяч человек – или, если говорить с более мрачной точностью, перевалило за сто тысяч.
На момент написания совсем не ясно, какое наследие оставит текущая пандемия. Она уже привела к тому, что по всему миру негуманно отбраковывают животных на фермах, но в то же время заставила Китай объявить о прекращении продажи диких животных в пищу (продавать их на лекарства по-прежнему можно) и классифицировать собак как животных-компаньонов, а не скот. Нидерланды ускорили введение запрета на разведение норок на мех, когда оказалось, что они могут распространять COVID-19. Пандемия привела к сокращению выбросов парниковых газов, но это самый вредный для общества способ решить проблему из всех возможных. Произошло резкое сокращение туризма и трофейной охоты, которые поддерживают многие охраняемые области. Крупные международные конференции на тему изменений климата и сохранения биоразнообразия перенесли на 2021 год. Если говорить о более обыденных вещах, в тихие дни карантина мы услышали пение птиц и настроились на природу. Мы задумались, так ли уж необходима наша суматошная деятельность. Богатство, которое мы накопили, не сделало нас неуязвимыми, наша занятая жизнь полностью замерла. Если это не заставило нас осознать нашу уязвимость, что заставит? Многие люди смогли наконец провести больше времени со своими псами. Многие семьи завели домашних питомцев, хотя это часто не сопровождалось полноценным переосмыслением их разведения и воздействия на окружающую среду. Мы осознали нашу духовную зависимость от животных: для «поднятия духа» по BBC показали специальную серию «Планеты Земля». Наша зависимость оказалась и вполне физиологической: все препараты, которые используют для лечения COVID-19, были протестированы на животных. Во многих клинических испытаниях новых методов лечения используют клеточные линии, которые начались десятки лет назад благодаря африканской зеленой мартышке. Мыши, свиньи и макаки-резусы помогают разрабатывать новые вакцины. На хомяков надевали хирургические маски, чтобы посмотреть, влияет ли закрывание лица на распространение вируса и тяжесть течения болезни. Гонка за вакциной заставила людей ненадолго обратить внимание на беды мечехвостов, из которых ради безопасности лекарств выкачивают кровь.
Хочется верить, что мы и после эпидемии будем относиться к миру природы со смирением. Это зависит от нас. Коронавирус показал, что отгородиться от последствий разрушения окружающей среды не получится. Мы обязаны осознать, что возвратиться к «нормальному» состоянию нельзя: его не было – был просто набор противоречивых, неустойчивых подходов. Нет причин полагать, что эта пандемия будет самой страшной в нашей жизни. От животных мы можем получить еще много заболеваний, и не исключено, что мы только входим в эпоху пандемий. В результате изменений климата патогены будут охватывать все новые регионы. Мы смотрим на погодные крайности и повышение уровня океанов и волнуемся, что наш мир станет непригодным для обитания, но для миллионов животных он уже стал таким. Животные не просто напоминают нам об эволюционном прошлом. Они – напоминание о нашем будущем. Мы – умнейший вид на планете. Почему же нам так хочется быть еще и самым глупым?
Энтони Уолдрон, защитник природы из Кембриджского университета, рассказывает, что у каждого человека в голове есть свой «задний двор», населенный животными, с которыми он столкнулся лично или в книгах, телевидении и социальных сетях. Для большинства из нас в нем, наверное, будут наши питомцы, фермы из книжек с картинками и красивые образы из документальных фильмов о дикой природе. Самый быстрый способ улучшить обращение с животными – это расширить «задний двор» у себя в голове и одновременно уменьшить число гектаров, на которые мы наступаем фактически. Даже в
