Ознакомительная версия. Доступно 37 страниц из 183
— цвета неба, дали, надежды и мечтаний. Нет, что бы там ни говорили, а в чековой книжке есть своя поэтичность!
Как правило, клетушки, стоявшие на углах этих своеобразных улиц, представляли собою распивочные: их хозяева одной рукой отпускали наливку, а другой играли на бирже. Пили все много — это придавало сделкам известную живость. Счастливые дельцы то и дело подносили стаканчик гвардейцам, стоявшим на посту на самых важных перекрестках. Такое место несения воинской службы считалось чрезвычайно изысканным; его можно было сравнить разве что с вылазкой в Поршерон[130].
Разносчики и дрягили[131], естественно, сразу нанесли сюда кучи товаров, которые были сложены снаружи, прямо посреди дороги. Подноска стоила бешеных денег. Представление о тарифах, существовавших на улице Кенкампуа, сегодня может дать разве что Сан-Франциско времен золотой лихорадки[132], где, по утверждению очевидцев, подхватившие эту болезнь платили десять долларов за чистку сапог.
Улица Кенкампуа в те времена поразительно напоминала Калифорнию. По части сумасбродств в нашем веке ничего нового не придумали.
Но здесь все старались приобрести не золото, не серебро и не товары: в моде были небольшие листки бумаги. Белые, желтые («матери» и «дочки») и, наконец, еще не родившиеся голубые ангелочки («внучки»), милые сердцам дельцов акции, о которых все так пеклись с самого их младенчества, — вот о чем кричали со всех сторон, вот что было всем нужно, вот какова была истинная причина всеобщего неистовства.
Подумайте сами: сегодня луидор стоит 24 франка, завтра он снова будет стоить те же 24 франка, тогда как тысячеливровая «внучка», сто́ящая сегодня сто пистолей, к завтрашнему вечеру поднимется до двух тысяч экю. Долой монету — тяжелую, устаревшую, громоздкую! Да здравствует бумага — легкая как воздух, драгоценная, волшебная, бумага, совершающая в портфелях бог знает какие алхимические превращения! Памятник доброму господину Лоу, памятник, высотою с колосса Родосского![133]
Это всеобщее увлечение было Эзопу II, он же Иона, только на пользу. Его спина, этот удобнейший пюпитр, которым одарила его природа, не простаивала ни секунды. Шестиливровые монеты и пистоли непрерывным потоком лились в его кожаную суму. Но даже столь крупный барыш не мог нарушить его невозмутимости. Он уже сделался прожженным финансистом.
Против обыкновения, этим утром горбун был невесел — он хворал. Тем, кто был так добр, что начинал его расспрашивать, он отвечал:
— Я слегка переутомился этой ночью.
— Но где, друг мой Иона?
— У господина регента, который пригласил меня на праздник.
Люди смеялись, подписывали, платили — благодать Божья, а не человек!
Около десяти утра от единодушного и невообразимого по громкости вопля в доме Гонзаго зазвенели все стекла. Так не грохочет даже пушечный выстрел, возвещающий о рождении престолонаследника. Люди хлопали в ладоши и ревели, шляпы взлетали в воздух, от восторга одни бесились, с другими делались судороги, у одних сердце выпрыгивало из груди, другие чуть не падали в обморок. На свет появились голубые акции, «внучки»! Свеженькие, чистенькие, маленькие, они только что вышли в королевской печатне из-под пресса. Есть от чего обрушить всю улицу Кенкампуа! Голубенькие «внучки», новорожденные, с подписью почтенного заместителя генерального контролера Лабастида!
— Здесь! Десять сверх номинала!
— Пятнадцать!
— Здесь двадцать! Плачу наличными!
— Двадцать пять! Плачу беррийской шерстью!
— Индийскими пряностями! Шелком-сырцом! Винами из Гаскони!
— Да не пихайтесь, матушка! В ваши-то лета!
— Ах ты, негодяй! Толкать женщину! Глаза твои бесстыжие!
— Внимание! Партия руанских бутылок!
— Есть плотная материя из Кентена! Тридцать сверх номинала!
Крики затолканных женщин, вопли полузадушенных недоростков, визгливые теноры, рокочущие баритоны, наподданные от всей души тумаки — ей-ей, голубые акции пользовались заслуженным успехом!
На ступенях крыльца появились Ориоль и Монтобер. Они шли от Гонзаго, который только что задал им по первое число. Оба были молчаливы и сконфужены.
— Теперь он нам уже не покровитель, — сказал Монтобер, выходя в сад.
— Теперь это хозяин, — пробурчал Ориоль, — который тащит нас туда, куда нам вовсе не хочется идти. Меня так и подмывает…
— Меня тоже! — не дал ему договорить Монтобер.
К ним подошел лакей в ливрее цветов принца Гонзаго и вручил каждому запечатанный пакет.
Друзья сломали печати. Оба пакета содержали по пачке голубых акций. Ориоль и Монтобер переглянулись.
— Клянусь головой! — воскликнул просиявший толстячок-финансист, поглаживая свое кружевное жабо. — Вот это называется ненавязчивое внимание!
— Да, так поступать умеет только он, — согласился помягчевший Монтобер.
Друзья пересчитали акции: их оказалось предостаточно.
— Поиграем? — предложил Монтобер.
— Поиграем! — не стал возражать Ориоль.
Последние сомнения были отброшены, и к друзьям вернулось доброе расположение духа. Внезапно за их спинами послышалось эхо:
— Поиграем! Поиграем!
Вся веселая компания сбежала с крыльца — Навайль, Таранн, Шуази, Носе, Альбре, Жиронн и прочие. Только что каждый из них тоже получил утешительное лекарство от угрызений совести. Они сбились в кучку.
— Господа, — заговорил Альбре, — у всех этих деревенских купцов водятся денежки. Если мы объединимся, нам удастся захватить рынок и еще сегодня нанести решающий удар. У меня есть мысль…
Все единодушно поддержали:
— Объединимся! Конечно объединимся!
— А я? — осведомился чей-то пискливый голосок, который, казалось, доносился из кармана верзилы барона фон Батца.
Повесы оглянулись. Рядом с ними стоял горбун, подставив спину торговцу фаянсом, который отдавал весь свой склад за дюжину бумажек и был при этом счастлив.
— Тьфу, пропасть! — попятившись, воскликнул Навайль. — Не люблю я этого субъекта!
— Убирайся отсюда! — грубо приказал Жиронн.
— Господа, я к вашим услугам, — учтиво отвечал горбун. — Но я купил себе здесь место, и сад этот принадлежит как вам, так и мне.
— Подумать только! — воскликнул Ориоль. — Демон, так озадачивший нас вчера вечером, на самом деле — мерзкий пюпитр, вот разве что умеет ногами передвигать!
— А еще мозговать, на ус мотать, языком трепать! — отчеканил горбун.
Затем он поклонился, улыбнулся и отправился по своим делам. Навайль долго следил за ним взглядом.
— Еще вчера я совсем не боялся этого человечка, — пробормотал он.
— Это потому, — шепнул Монтобер, — что вчера мы еще могли выбирать, каким путем идти.
— Так какая же у тебя мысль, Альбре? Ну-ка, расскажи! — послышались голоса.
Приятели окружили Альбре, и тот в течение нескольких минут что-то бойко им объяснял.
— Чудно! — похвалил Жиронн. — Я все понял.
— Чутно, — повторил барон фон Батц, — я тоше фсе понял, только опъясните мне…
— Это бесполезно, — заметил Носе. — За дело! Через час все должно быть разграблено.
Юные повесы немедленно разошлись. Примерно половина из них вышла через двор на улицу Сен-Маглуар, чтобы, сделав крюк, вернуться на улицу Кенкампуа. Другие стали прохаживаться по двое, по трое с самым простодушным видом, беседуя о текущих делах. Приблизительно через четверть часа Таранн и Шуази
Ознакомительная версия. Доступно 37 страниц из 183
