через всю жизнь, воплотив мечту в новом образе. Возможно, обнимая меня, представлял ту, чем-то неуловимо похожую.
Это тянуло на оскорбление. Тридцать лет петь дифирамбы, развращать восторгами. Притворялся? Терпел частые обиды и решил расплатиться, когда я уже не могу ответить. Порой мы безжалостны в своём стремлении застолбить истину, которая никогда не бывает лучше иллюзии. Душа человека – потёмки не только для окружающих, но и для него самого. Однако месть – не в характере мужа. В конце концов, медальон из другой жизни, где меня не было. Да, да, именно так. Кирилл нормально неидеален.
Открытие принесло не только разочарование, но и пользу – на фоне чужих грехов собственные выглядят мельче. Я вдруг призналась себе, что до сих пор ношу в сердце образ Студента, и мне стало жаль Кирилла, словно товарища по несчастью. Наверное, он положил медальон на видное место, узнав, что смертельно болен. Но к чему так долго, так тщательно прятать свидетельство сердечной привязанности? Странное желание выпростать из паутины времени ту, которой, скорее всего, уже нет на свете.
Думая то так, то эдак, я никак не могла придти в согласие с собой. Дрожащими пальцами выцарапала пожелтевшие от времени личико и изорвала в мельчайшие клочки, но медальон с Кирюшиным фото не выбросила: раз он решил продлить жизнь странной вещице даже ценой моего покоя, так тому и быть. Вообще-то, я его понимаю. На склоне лет человек видит иначе. Время, когда мы были молоды и полны сил, приобретает магическую значимость. Детально рассматриваю в лупу молоденького мальчика, пришедшего ко мне из далёкого далека, дальше неведомого государства Урарту. Смотрю, не отрываясь, и отчётливо представляю, как он ходил, говорил, дышал, играл в лапту, целовал девушек, запрокинув им головы. Мог ли он тогда вообразить, что когда-то его не будет?
Почему мы задуманы именно так – свежесть, расцвет, увядание и горечь воспоминаний над бездной. Боже немилосердный…
Обычно подобные истории ничем не заканчиваются, а эта закруглилась классически. Случается, цепь событий нарушает ранняя болезнь, природная или рукотворная катастрофа, но даже с вырванными звеньями края времени смыкаются, потому что всегда есть начало и конец, рождение и смерть.
Разгадка пришла недавно. Как-то Нина, поплевав на трудовые ладони, покатила меня на plein air подышать морским воздухом. Чтобы добраться до причала, приходится кружить, но всё равно неминуемо преодолевать ступени, несмотря на то, что в преддверии зимней Олимпиады всех собственников отдельно стоящих жилых помещений – начиная от сапожных лавок и кончая гостиницами – заставили построить пандусы. Модное словечко – безбарьерная среда! А то, что коляски не пролезают в двери ванных комнат и сортиров – не важно.
Ах, как мы любим пускать фейерверки и пыль в глаза! В малых городах и весях со времён светлейшего графа Гришки Потёмкина – полюбовника Екатерины Великой, перед приездом начальства красят заборы, а в столице задолго до кортежа с фигурками власти, укрытыми за тонированными стёклами автомобилей, останавливают движение транспорта. Эта блажь сделалась национальной чертой, поэтому никто не протестует, ждут, разве что поворчат. От протестов нас отучали смертно, а к терпению и подчинению принуждают и поныне, в том числе с помощью так внезапно угодливой к властям церкви.
Обычно Нина ставит коляску на тормоза, закрепляет зонт от солнца или дождя и уходит на рынок. Сегодня в конце мола я не одна: привезли старушенцию, явно дряхлее меня. Инвалидное кресло устало толкает пожилой лысый мужчина. Маленькая и вертлявая, бабуля страдает липучей общительностью. Впрочем, потребность рассказывать первому встречному сокровенные истории объяснима: и не душе легче, и секрет сохранён, поскольку нет общих знакомых. Но висящее на стене ружьё хоть раз да стреляет.
Соседка начала первой:
– Вам не страшно?
Пожимаю плечами: разных страхов множество. Большинство из разряда мистической ерунды. Что она имеет в виду? Ах вот что.
– Скоро помирать, а я не надышалась. Пережитое поднялось из глубины души и принялось сосать.
Поддерживаю тему:
– Есть что вспомнить?
Собеседница оживляется.
– Была у меня любовь, ещё в девятом классе. Он студент, в Сочи на врача учился, мы на пляже и познакомились. Влюбились, ну и всё такое, чего не полагалось. Я заполошная, ветер в голове, а он строгий, правильный, никогда никуда не опаздывал, на танцплощадку не затащишь, но любил меня крепко, жениться хотел, а мне шестнадцать, не распишут. Родителям ничего не сказала, решила, сначала школу окончу, а то будет скандал. Тут моего отца, военного моряка, перевели служить во Владивосток. Парень клялся: как только институт закончит, меня заберёт, и ведь прилетел на край света, а я уже замуж выскочила. Не потому, что вертихвостка, не думайте. Старый дружок казался уж очень правильным, честным и письма писал скучные, а новый кавалер был человек-праздник. Потом изменял мне, но я ни минутки не жалею. А тогда мне вдруг показалось, что первое сильное чувство не прошло. Муж на ученьях, ну, мы со старым приятелем несколько раз встречались в гостинице уже как любовники, я ему даже медальон с нашими фотографиями на память подарила – совсем по-детски!
Меня словно ударили в солнечное сплетение. Собеседница реакции не заметила, слушала только себя.
– Развестись не рискнула: квартира, дача, машина. Любовник в Москву уехал, а я оказалась беременной, мужу не признались, что от другого, ему-то какая разница. Знаете, незаконнорожденных детей в мире гораздо больше, чем мы думаем. Ничего в этом особенного нет. Я потом ещё троих родила, наших, так годы и пробежали. А вот осталась одна, вернулась на родину, и начал мне сниться мой влюблённый врач. Он давно умер, на местном кладбище похоронен. Жаль ноги не носят – на могилку сходила бы.
Она махнула назад сушёной ручкой:
– А это мой старшенький.
Я оглянулась: в морскую даль, чуть прищурившись от солнца, смотрели немигающие глаза Галушки.
Ну, вот. И так всю дорогу. Словно ты муха и ползёшь по ленте Мёбиуса, у которой нет ни начала, ни конца, и всё время возвращаешься к исходной точке, но уже с обратной стороны, вверх тормашками. Вероятно, именно тогда, в эти мгновения, когда бесконечность утверждает себя так наглядно, человеку даётся шанс узнать правду. Только шанс. И тот призрачный. Меня охватил священный ужас перед возможностями неназванной и неразгаданной силы, которая играет нашими жизнями.
Между тем соседка не замолкала:
– Письма храню. Такие они светлые, написаны ещё до моего замужества.
– Продайте, – неожиданно сказала я. – По тысяче за каждое.
Старушка так удивилась, что перестала кудахтать.
– Вам-то зачем?
Пришлось соврать:
– Я писатель, пригодятся.
– Ну, нет. Богаче не стану, а память не
