— За мой счет. — Кивнул Уманский, вызвав у меня настоящее удивление. К чему это ему играть в благотворительность?
— Надеюсь, у вас ко мне деловой разговор, а не простое желание подкупить чашкой зеленого чая? — Усмехнулся я. — Или быть может, официанту приказали подсыпать мне яд?
— Будьте спокойны. Я не хочу брать грех на душу и расправляться с вами, причем столь подлым способом. — С улыбкой отозвался Уманский. — Я позвал вас, чтобы просить…
— Просить? — Хмыкнул я, затем замолчал, пока официант ставил чашку на стол.
— Да, просить. Вас это удивляет? — Спросил Уманский после того, как мы вновь остались с ним наедине.
— В принципе я догадывался, что в этом русле может пойти беседа. — Сказал я, прокручивая в руках чашку. — Но полагал, на деле подобного не произойдет, в противном случае бесполезно потратите свое и мое время.
— Тем не менее я прошу направить ваше негодование исключительно на меня, а не на… мою дочь. — Последние слова Уманский говорил с трудом, словно у него комок в горле. — Она ни в чем невиновата. Если бы я раньше узнал о ее существовании и о том, что вместе с матерью живут в стесненных обстоятельствах, то безусловно, помог им.
— Уже ничего не изменить. — Отчеканил я.
— Почему же? Я готов заплатить вам крупную сумму. У меня остались активы. Назовите цену и забудьте о Римме. — Отрывисто произнес Уманский, отчего я испытал смешанные чувства. Сначала мне стало его жаль, но потом вспомнив о том, что он наделал в прошлом и как жестоко поступил, отбросил сомнения насчет вероятности перемены планов. — За сколько готовы отступиться от нее?
Я внутренне возликовал от преображения Уманского, ставшего отдаленно похожим на того грозного и бескомпромиссного бизнесмена, готового раздавить любого, кто встанет у него на пути. Сейчас он беззащитен, даже имеющийся капитал не поможет от меня откупиться. Мне нужно полное уничтожение Уманского, пока от него не останется лишь пепел.
— Я уже сказал, слишком поздно что-либо предпринимать. — С наслаждением произнес я.
— Я не понимаю, что вы имеете в виду. Неужели запросите заоблачную сумму? — Удивленно воззрился Уманский. — Давайте трезво подойдем к ситуации. Уверен, мы сумеем прийти к общему знаменателю.
— Дело не в этом. Какую бы сумму не предложили, Римма связана со мной. — С удовольствием растягивая слова сказал я, и сделав несколько глотков чая, припечатал: — Она — моя жена.
Я наблюдал, как Уманский то краснел, то бледнел. Его пальцы судорожно сжимались-разжимались, лежа на поверхности стола, затем он сцепил руки перед собой и прикрыл глаза.
Видимо, старался успокоиться.
Сидя некоторое время в этой позе, он очнулся, как ото сна, и посмотрел на меня.
— Я знал, что вы — страшный человек, но, чтобы настолько. Зашли достаточно далеко, и из-за вас пострадает не одна судьба, а гораздо больше. — Тихо сказал Уманский сквозь зубы.
— Да, и пока не уничтожу вас, не успокоюсь, а Римма мне в этом поможет. От нее я не откажусь. Ни при каких условиях. — Сказал я, поднимаясь со стула. Достал наличные и бросил на стол. — Оплата за чай с чаевыми. В долге перед кем-либо быть не люблю.
Когда я отходил от стола, Уманский бросил мне в спину слова, о которых позже задумаюсь:
— Вы ничем не отличаетесь от меня прошлого, когда я жестоко поступил с чувствами вашей сестры, разделавшись с проходимцем, которого она любила. — И сзади послышался злой смех. — Месть разрушает. Когда-нибудь вы это поймете, но будет поздно.
— На меня эти суеверия не распространятся. Вам же желаю всех благ, господин Уманский. — Ответил я, отказываясь придавать значение предупреждению ненавистного мной человека.
Глава 47
Перед тем, как прийти домой, я зашла в магазин и купила несколько тестов, чтобы проверить свои догадки по поводу беременности.
Хорошо, что Андрей сегодня задерживается и я смогу не спеша выяснить причину задержки. Возможно, из-за постоянных нервов у меня месячные попросту не начались своевременно.
Утешала себя, как могла. Хотя было сложно надеяться на отрицательный результат.
В ту ночь, когда я вернулась поздно с клуба, Андрей особенно казался ненасытным. Сбилась со счета сколько раз он настаивал, чтобы мы…
При воспоминании о нашей близости у меня залилось румянцем лицо. Ох, как можно думать, что все обойдется после такого?
Я, конечно, слукавила, говоря Андрею о нескором начале цикла, но зная правду, мне теперь уж есть смысл по-настоящему забеспокоиться.
После некоторых манипуляций с тестом я стала ждать исхода. Сердце колотилось, как бешенное, и норовило выскочить из груды. Я прикрыла глаза, мысленно успокоила себя. Настраивалась на лучшее, несмотря на финал всего этого действа.
Просидев достаточное количество времени, я открыла глаза и подошла к тесту, находившемуся неподалеку. Задержав дыхание, взглянула на штуковину, от которой зависела дальнейшая судьба.
Когда увидела результат, из легких вырвался резкий вздох.
Схватив злополучный тест, еще и еще раз всматривалась в полоски.
Да уж, сколько бы не пялилась, ничего не изменится.
Нет. Надо перепроверить с помощью других тестов. Вдруг ошибка?
Однако повторные процедуры не принесли что-либо новое. Все, как один указывали на одно и то же.
Я беременна.
* * *
В доме у Анны Михайловны.
— О, явился, дорогой муженек, который забыл, что уже давно, как бывшим приходится. — Рассмеялась хозяйка, глядя на Уманского, стоящего на крыльце. — Опять начнешь читать мне мораль?
— Если бы ты поступала адекватно, то я не был бы вынужден отчитывать тебя за глупые поступки! — Прогромыхал Уманский.
— Не шуми. Это у меня фамилия Громова, и я обязана громыхать, забыл? Ты же должен вести себя разумно. — Рассмеялась Анна Михайловна, довольная собственной остроумной шуткой.
— Впустишь меня наконец в дом? Тогда никто не услышит наш разговор. — С нажимом проговорил Уманский, кивая за спину Анны Михайловны.
— Ну, раз пришел, заходи. Надеюсь, что-то интересное расскажешь, а не какую-нибудь скучную ерунду. — Женщина одновременно закатила глаза и вздохнула, демонстрируя насколько утомительны для нее пустые беседы.
— Для тебя ведь разговор о собственной дочери не является «скучной ерундой»? — Сказал Уманский, войдя в дом и закрыв за собой дверь.
— О, нет, выходи. Не желаю слушать о Римме. Она хорошо устроена и беспокоиться не о чем. Наговаривать лишнего мне тут не надо. — Возмутилась Анна Михайловна, пихая Павла Дмитриевича в плечо, чтобы выставить обратно наружу. Но попытка сдвинуть его с места провалилась.
— То есть тебе безразлична судьба Риммы? — Сухо спросил Уманский, с негодованием глядя на женщину сверху вниз. — Неважно, что она вышла замуж за ужасного человека?
