молилась с явным отчаянием обреченности в голосе. Скорее всего она тоже попала в плен к этим безумцам. «Но почему она вместо того, чтобы так вот молиться, не попробует просто сбежать от них?» — изумился Морган, и тут же нашел ответ: очевидно, она в таком же безнадежном положении, как и он сам. И поэтому все, что у нее остается, это молитвы.
Голос девушки все громче звенел под сводами церкви:
— …Хлеб наш насущный подавай нам на каждый день; и прости нам грехи наши, ибо и мы прощаем всякому должнику нашему…
«Боже, как это несправедливо! — пронеслось в голове у Моргана. — Какие же проступки могла совершить эта бедная девушка, чтобы заслужить такие мучения?..»
Глава девятнадцатая
Берт Джонсон открыл дверь парадного входа, и навстречу ему тут же бросилась взволнованная, заплаканная Гарриет. Берт опустил голову. Он выглядел сейчас очень усталым, и сразу было понятно, что ничего утешительного своей супруге он сообщить не может. И в тот же миг надежда в ее глазах погасла.
— Прости меня, дорогая, — только и смог выговорить Берт.
— Берт, милый! — вырвалось из груди Гарриет, и она кинулась в объятья мужа, давясь подступающими к горлу рыданиями.
— Надеюсь, она знала, что делала, когда решила сбежать из дома, — заговорил Берт. — Может быть, ей так будет лучше… Но если она не поехала к Терри в Калифорнию и не вернется через несколько дней, то я уж даже и не знаю, где ее еще можно искать.
Гарриет всхлипывала, всем телом прижавшись к мужу. Если уж ей суждено было потерять Нэнси, то теперь больше всего на свете она боялась лишиться и Берта. Этого она просто не вынесла бы.
Берт был к ней очень внимателен и все время старался успокоить:
— Мне кажется, с ней все будет в порядке, дорогая. Она уже не маленькая и вполне может позаботиться о себе сама… Мы же со своей стороны сделали все, чтобы воспитать ее честной и доброй. А если вдруг у нее кончатся деньги или она заболеет, или просто почувствует себя одинокой — она тут же обязательно вернется к нам: приползет как миленькая с тысячью извинений, будто этим сможет заставить нас забыть, как жестоко она обошлась с нами и какую боль причинила и тебе, и мне. Но мы, конечно же, простим ее, и все у нас снова пойдет на лад…
— Ах, Берт! — только и всхлипнула Гарриет, заходясь в беззвучных рыданиях.
Глава двадцатая
Какой-то неосознанный, но сильный внутренний импульс внезапно пробудил Гвен. Она поняла, что сейчас с ней должно произойти нечто очень и очень важное. Девушка широко раскрыла глаза, и ее опухшее от слез лицо исказилось гримасой ужаса, когда она вспомнила, где находится, и ощутила боль от всех пыток и издевательств. Привязанная к стулу, она лишь беспомощно застонала. И тут ее глаза заблестели от слез — она услышала невдалеке кроткую, но страстную молитву Нэнси:
— …И не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого. Слава Отцу и Сыну и Святому Духу — всегда: ныне и после, и во веки веков. Аминь.
Поднялся Льюк, взял с алтаря две человеческие кости, связанные крестом, и поднес их к губам Гвен, как священник, благословляющий прихожан после мессы. Повернув голову немного в сторону, Гвен испустила пронзительный вопль: Авраам взял из лапы бутафорского Вельзевула серебряный кинжал и приблизился к ней вплотную, встав с другой стороны от ее стула. Теперь уже оба брата склонились над беззащитной девушкой.
Сектанты возобновили свои песнопения, заглушая ту единственную обращенную к Богу молитву, которая по- прежнему доносилась сверху. И вновь послышался голос Синтии:
— О Люцифер! Молим тебя благословить сию жертву как источник нашего святого причастия. И пусть же ее кровь вольет в нас новые силы и укрепит нашу веру в тебя…
Льюк подошел к алтарю, положил кости на жертвенник и взял в руки кубок. Авраам приставил кинжал к горлу Гвен, готовый в любой момент перерезать ей сонную артерию, чтобы Льюк смог набрать в кубок крови.
Гвен последний раз вскрикнула и сразу же смолкла— кинжал полоснул ее по горлу, и жизнь вытекла из девушки под бульканье крови, наполняющей ритуальный сосуд.
А под сводами церкви вновь звучала молитва Нэнси:
— -Да приидет Царствие Твое; да будет воля Твоя…
Но молитва тут же утонула в садистских подвываниях и экстатических стонах, разнесшихся над головами сектантов. Они вконец обезумели, со звериным вожделением в глазах наблюдая, как льется в кубок живая человеческая кровь.
А в клетке наверху Нэнси молила Бога, не щадя голосовых связок, чтобы перекричать жуткий гул, царящий внизу:
— Упокой, Господи, душу ее и души всех невинно убиенных во Царствии своем…
Гвен сидела у алтаря уже мертвая, обвиснув на залитых кровью ремнях. Теперь кожа ее стала бледной, как у Синтии, а струйки крови, переполнив кубок, стекали по груди девушки прямо на пол. К этому моменту уже все без исключения члены братства чувствовали сильное сексуальное возбуждение. А Стэнфорд Слэйтер, владелец похоронного бюро, даже успел испытать оргазм, наблюдая, как умирает Гвен. В порыве безудержного экстаза многие прихожане Синтии посрывали с себя черные одеяния, и теперь, покрывшись потом, тяжело дышали в предвкушении общей оргии и дрожали от нетерпения поскорее отдаться друг другу.
Не в состоянии контролировать свое тело, Морган Дрей сидел в луже собственной мочи, которую он, впрочем, тоже не чувствовал.
А сквозь прутья тесной собачьей клетки Нэнси отчаянно выкрикивала:
— Прости их, Господи! Они не ведают, что творят.
Набрав кубок крови до самых краев, Льюк передал его Синтии, и та двумя руками подняла сосуд над головой.
— И этой кровью даруй же, а Господь Сатана, вечную жизнь нашей возлюбленной матери! Чтобы она, верная и покорная раба твоя, смогла во веки веков пребывать вместе с нами!
Морган Дрей с ужасом наблюдал, как Синтия приблизилась к мумии своей матери, поднесла кубок к ее мертвым губам и дала ей «выпить» дымящейся крови. Алые струйки потекли по подбородку мертвой старушки.
А Синтия уже взяла в руки серебряный кинжал и повернулась к Моргану.
— Спасибо, — чуть слышно прошептал он, когда кинжал по рукоять вошел в его тело. Он не чувствовал боли, и лишь по звуку смог догадаться, что нож вонзился ему в пах, и теперь, очевидно, из него хлынула целая лавина крови. Но он почему-то не умирал. Хотя уже безумно хотел скорее встретиться со своей смертью. «Видимо, я слишком рано поблагодарил ее», — промелькнуло у
