— Меч Заклятий обоюдоостр, дерзкий мой ученик! — прошипел Гадастер Мулкин, и Дваер вспыхнул в ответ на его слова.
Магия Дваеров не нанесла удара по Ингрилу Амбелтеру, она разбудила последние нити той мысленной связи, при помощи которых Амбелтер долгие годы вытягивал из Мулкина жизнь. С холодной насмешкой череполицый маг обрушил всю свою волю на разум Амбелтера.
Повелитель Заклинаний боролся с ним. Эта борьба длилась целую вечность — и всего мгновение. И Амбелтер проиграл. Спокойно и тщательно Гадастер заставил Амбелтера совершить определенное магическое действие.
— Ты так жаждал Дваера, правда? — сказал он прямо в плененный разум Амбелтера. — И теперь, малыш, тебе повезло, свершилось то, чего ты так добивался. Жаль, что от этого и ты погибнешь, и твое ненаглядное королевство, и, наверное, остров Плывущей Пены. Ну, начнем!
Дваеры полыхнули белым, один вырвался из-под змеиной шкуры, второй — из рук, и все четыре Камня вместе зависли в воздухе, образовав кольцо, легендарный Дваериндим. И по всему дворцу приходили в себя и вставали на ноги люди — встала и Эмбра Серебряное Древо, и оставшиеся в живых змеиные жрецы. Где бы они ни находились, они поднимались, не отрывая взгляда от Камней.
Многие близ острова Плывущей Пены точно так же, оцепенев, смотрели на это, не будучи захвачены круговертью магии, но потрясенные откровенной силой, звучавшей в воздухе у них над головой, вихрем меняющих друг друга цветов и изображений, являвшихся в свечении Дваериндима. Лики королей и магов, воинов, давным-давно истлевших, чередой пронеслись перед глазами смотревших и внезапно, дрогнув, исчезли, а в центре кольца вдруг появилось нечто темное.
Что-то вроде темного пламени перескакивало с Дваера на Дваер, отращивая то руки и головы, то крылья и когти, меняя образы и пытаясь вырваться на волю. Оно изгибалось, металось, дергалось от боли в сердце магического вихря, и, наконец, безликая гладкая голова вынырнула из этого хаоса и уставилась на Гадастера Мулкина. Коглаур!
Этот сгусток злобы прервал поток силы, обратив ее в молнии, которые обрушились на остров Плывущей Пены и понеслись по его лежащим в развалинах чертогам, как огненная змея. Люди кричали, в воздух взлетали тела; Великая Змея обернулась и в отчаянной попытке бросилась на Мулкина — не в схватке разум на разум, а просто метнула в него еще одну молнию, сверкающе-черную.
Череполицая чародейка забилась в корчах в центре охватившего ее черного вихря, и из голого черепа вырвался пронзительный, высокий, дрожащий вопль, полный мольбы, он все слабел и слабел, пока не растаял совсем, а Великая Змея содрогнулась от боли, пришедшей к ней по давней мысленной связи.
Вопящий череп медленно оплавился, открыв залитое слезами лицо испуганной юной женщины. Она торопливо сотворила какое-то заклинание и, взмахнув гривой темных волос, исчезла. Ее тело снова принадлежало ей. Маерла Радужный Дракон перенесла себя куда-то прочь от острова Плывущей Пены и исчезла в мгновение ока.
Так сгинул Гадастер Мулкин, первый Повелитель Заклинаний Серебряного Древа, умер второй раз, и его личность была уничтожена.
— Так ли? — прошептала Эмбра Серебряное Древо, все еще дрожа под действием Дваера. — Он и правда на этот раз умер или влез в Амбелтера или еще куда?
Великая Змея восторженно заревела, еще раз вытянула свою чешуйчатую шею — и ловушка, удерживавшая Эмбру, рассыпалась, как распалось и кольцо Дваериндима, закружившись вокруг змеиной шеи по новой орбите. Из кольца дрожащим комком тьмы вывалился коглаур и шлепнулся на камни внизу.
Владычица Самоцветов, освобожденная из ловушки, упала, задыхаясь, но тут же поднялась, не желая упустить ни мгновения разворачивающейся битвы, которая решала ее судьбу.
Четыре Дваера ярко сверкали, вращаясь вокруг Великой Змеи, — и та, разинув пасть, устремилась на уменьшившегося раненого Дракона.
— Недостоин, да? — раздался громовой голос со стороны искалеченного тела Дракона, когда в его тело вонзились клыки.
Дваериндим еще раз вспыхнул и погас, став почти темным, и Змея в удивлении и тревоге отпрянула. Дракон дохнул огнем — и вспыхнул сам, его израненное тело засветилось тем же белым светом, каким светились в кольце четыре Камня.
Эзендор Черные Земли яростно боролся, пытаясь перехватить контроль над Дваерами, и не обращал внимания на боль. Он побеждал Амбелтера, он одолевал.
Он сконцентрировал в себе больше магии, чем когда-либо ощущал, но ни малейшей частицы этой силы не потратил на защиту, вместо этого собрал ее для одного страшного удара, который направил на архимага, когда клыки Змеи вонзились глубоко в его плоть.
И Великая Змея загорелась, в какие-то мгновения превратившись в обугленные кости. Ингрил Амбелтер и все его темные мечтания обратились в пепел так быстро, что видевшие это аглиртцы едва поверили глазам своим. Но одно было совершенно ясно — останки Змеи испарились с почерневшего, прогоревшего почти до костей тела Дракона, и четыре Дваера упали с неба.
Эмбра бросилась туда, куда они должны были приземлиться, чтобы схватить хотя бы два, — но темная, меняющая обличье тварь оказалась быстрее. Коглаур! Она рванулась к Безликому, понимая, что сейчас, после перенесенной боли и смятения, еще не способна сотворить какое-нибудь заклинание, и увидела, как все четыре Дваера, слабо мигнув, упали на оборотня, словно направляемые магией. Безликий встал, приняв обличье Ингрила Амбелтера, создал портал перемещения, обозначенный четырьмя Дваерами, и исчез. А четыре Камня разлетелись в разные стороны, оставив после себя над рекой и замком оглушительную тишину.
— Значит, настоящий Повелитель Заклинаний мертв, — прошептал Флаерос Делкампер, вопросительно глядя на госпожу Орели, — или это все время был Безликий?
— И что, теперь мы будем охотиться за всеми четырьмя Дваерами? — простонал Краер снизу, с разбитого пола тронного зала.
Магическое свечение вспыхнуло в темной комнате в башне Повелителя Летучих Мышей, на миг перекрыв свечение хрустальных шаров. Три мага повернулись вовремя, чтобы увидеть то, что выпало из него на каменный пол всхлипывающей, дымящейся кучкой. Итим Радужный Дракон ахнул, но Аркл Гулдейрус с быстротой опытного воина подскочил к упавшей молодой женщине и схватил ее за глотку.
— Ты Гадастер Мулкин? — проревел он, вложив в голос всю магическую мощь, какую только мог.
Летучие мыши посыпались с потолка, зависнув облаком над новоприбывшей.
Темные, переполненные слезами глаза вспыхнули.
— Я не знаю вас, сударь, — послышался сдавленный, но разъяренный голос, — но я — Маерла Радужный Дракон, и мне уже надоело подчиняться магам!
Со вздохом облегчения Повелитель Летучих Мышей отпустил ее и отступил на шаг. Его чуть не сбил с ног Итим Радужный Дракон, бросившийся обнимать свою дочь, которую уже считал погибшей, но которая только что искала его при помощи заклинания по всему Асмаранду. Дядя Долмур тоже недолго заставил себя ждать.
Радужные Драконы обнимались, не в силах сдержать слез, а Аркл Гулдейрус смотрел на них, ощущая себя как никогда одиноким, и внезапно почувствовал, что и у него на глаза наворачиваются слезы.
