В данном случае представители наших интересов на крайнем Востоке оказались, к счастью, на высоте своего назначения и дали должный отпор нахальным требованиям китайских сановников. Последние, по обыкновению, возмутились русской непреклонностью и наотрез отказались подписать протокол пограничной комиссии, несмотря даже на то, что этим протоколом присуждалась Китаю спорная Савеловка… Этот факт служит хорошим примером своеобразной системы китайских дипломатических переговоров, в основу которых положен принцип — урвать как можно больше и какими бы то ни было средствами…
III.
Создавая прочный базис для будущих наступательных действий против России, китайцы уже имеют в лучшем уголке наших владений на далеком Востоке, в Южно-Уссурийском крае, серьезную поддержку и твердую опору для своих военных операций в случае их возникновения. Известно, что этот уголок Уссурийского края положительно наводнен китайскими выходцами, образующими прочное оседлое население, не признающее русских властей и находящееся в подданстве Китая. Не платя никаких податей, не неся повинностей, эти выходцы систематически расхищают естественные и физические богатства края, безвозмездно пользуются еще многими землями, обогащаются, не принося государству ничего, кроме безусловного вреда. Мало того, они бесконтрольно управляются своими выборными старшинами, образуя какое-то странное государство в государстве. Управление это настолько прочно, приобрело такую силу в крае, что очень часто даже туземцы — русские подданные и великороссы-переселенцы обращаются с жалобами на какое-либо своеволие китайских выходцев не к русской власти, а к старшинам. Такой путь для удовлетворения справедливых жалоб самый верный и краткий. В этом надо сознаться, как оно ни больно для национального самолюбия и гордости.
Следует еще прибавить, что все инородческое население края, гольды и тазы (орочи) находятся у китайских выходцев в безусловной кабале и в неотразимой зависимости, как экономической, так и нравственной. Эта зависимость до такой степени сильна, что несчастные инородцы пришли к дикому убеждению, что господствующий в крае народ — китайцы, а русские — временные пришельцы, которые не сегодня, так завтра уйдут туда, откуда пришли, сами не зная, зачем и для кого.
Бессемейные, безнравственные китайские выходцы не имеют ничего общего с русским населением, относятся к последнему в высшей степени враждебно и в каждый данный момент, при первом столкновении Китая с Россией, бесспорно, бросятся на наших колонистов. Кроме этого оседлого китайского населения, окажут своей империи несомненное, громадное содействие, в случае недоразумений с Россией еще китайские авантюристы, известные в крае под громким названием «хунхузы». Надо помнить, что соседняя с Южно-Уссурийским краем часть Маньчжурии, в которой расположены многолюдные города Нингуту и Хуньчунь, изобилует бродячим, бездомным и голодным населением, питающим вечные междоусобия китайской империи. Уссурийский край всегда представлял и представляет для этих подонков обширное поприще для всевозможных, более или менее выгодных, промыслов. Суша и море, в одинаковой почти степени переполненные разнообразными естественными богатствами, сулят этим бродягам если не скорое и легкое обогащение, то хороший кусок хлеба. Земля привлекает бездельное, голодное население Маньчжурии сокрытым в ней золотом и дорогим целебным корнем женьшень, а море — неистощимыми богатствами трепангов и морской капусты. Промывка золота, а также ловля трепангов и капусты всегда производились без особенного стеснения со стороны местной администрации, которая часто не в силах бороться с необузданным своеволием китайских авантюристов. Последние переходят наши границы большими скопищами, доходящими иногда до тысячи человек, и бесследно исчезают в диких местностях обширного края. Бродяги эти всегда были причиной серьезных волнений и беспорядков в крае, неблагоприятно отзывавшихся на экономическом благосостоянии местного населения. Большей частью вооруженные, они занимаются при случае убийствами и грабежами, за которые не всегда получают должное возмездие. Местной администрации пока трудно поддерживать в диком сравнительно крае обаяние русской власти, что, несомненно, подымает дух всей китайской сволочи и грозит создать в будущем опасные усложнения. Не следует забывать, что в сношениях с подобными отбросами Китайской империи необходимы прежде всего решительность, энергия и беспощадность. Надо бить подобного врага, посягающего на обаяние русского имени и власти, одним ударом и всегда неотразимым.
Раз подобный удар не нанесен, враг вырастает в глазах всего туземного населения и окружается ореолом непобедимости.
При всем этом необходимо судить всех китайских выходцев за содеянные ими преступления по русским законам и отнюдь не следует высылать[13] их для расправы в пограничный китайский город Хунчун на произвол маньчжурских чиновников, как это практиковалось до последнего времени. Действуя так, мы убедим, наконец, китайцев, что господа в Уссурийском крае — русские, которые умеют отстаивать свои права и законы без помощи выборных старшин и продажных маньчжурских чиновников. Посылая китайских авантюристов в Хунчун, мы являлись в глазах последних и остального инородческого населения как бы данниками богдохана, без воли которого будто бы не имели права решить участь даже самого презреннейшего подданного китайской империи. Подобным образом действия ронялось в крае значение русской власти и возвышалось, в ущерб нашим интересам, обаяние власти китайского чиновничества. Кроме того, каждое своеволие выборных китайских старшин ложится на русское имя трудно смываемым пятном. Пользуясь своим исключительным положением, эти старшины намеренно подрывают в крае престиж русской власти, умаляют до минимума наше обаяние, убивают среди туземного населения веру в русское могущество.
В конце концов, не следует также забывать, что китайские выходцы, знакомые с каждой тропой в крае, с каждой падью и ручьем, — опасные враги для русских в случае возможного столкновения Китая с Россией.
IV.
Из вышесказанного видно, что Россия в течение своих более чем двухвековых сношений с Китаем в большинстве случаев придерживалась политики уступок. Спрашивается, чего мы достигли при помощи этой лишенной достоинства политики, какие выгоды приобрели своим излишне великодушным и миролюбивым образом действий? Безусловно, пока никаких выгод или, в большинстве случаев, приобрели выгоды фиктивные.
При всех своих переговорах с Китаем Россия прежде всего старалась выхлопотать известные преимущества для русской торговли. Эта торговая политика занимает в наших сношениях с Китаем наиболее видное место и заслуживает особенного внимания.
Несомненно, что развивать торговые связи с китайцами дело обоюдополезное; но, к сожалению, наша дипломатия при переговорах с Китаем очень часто выговаривала русским купцам такие права и преимущества, которыми должны тяготиться китайцы, а Россия, большей частью, не может воспользоваться ими надлежащим образом. Например, договор 1881 года открывает на бумаге почти весь Китай для русской торговли, отчасти даже беспошлинной; но, спрашиваем, сколько товаров и какие именно могли бы отправлять туда, когда среднеазиатская и сибирская железные дороги не были еще готовы, а наша промышленность находилась в таком зачаточном состоянии, что далеко не удовлетворяла всех потребностей собственного внутреннего рынка. В данном случае составители договора 1881 года увлеклись, по-видимому, подражательностью западноевропейской торговой политике, подражательностью, несоразмерной с нашими наличными торгово-промышленными средствами. Спрашиваем: не останутся ли плоды этой подражательности еще десяток лет почти недоступными для России, доставляя случайные выгоды и привилегии нескольким торговым домам? Не воспользуются ли ранее нас и действительнее нас караванным путем в южных пределах Китая до Ханькоу, города, представляющего складочные пункты западноевропейской торговли?.. Последнее вполне возможно, так как мы еще не скоро можем воспользоваться предоставленными нам выгодами и привилегиями, тем более что эти выгоды и привилегии пока фиктивны и крепки только на бумаге, в букве последнего договора. В действительности же наши даже настоящие маленькие торговые интересы в Китае сильно страдают, подвергаются странным, неожиданным колебаниям; купцы терпят всевозможные притеснения. Китайские чиновники нередко позволяют всякого рода бесчинства над русскими торговыми людьми: их часто третируют самым позорным образом. И все это творится почти на глазах китайского правительства, негласно потакающего всем этим безобразиям, оскорбительным для нашей национальной гордости и сильно вредящим нашим торговым интересам. Изредка, по скоплении многих справедливых жалоб, мы протестуем — китайское правительство, обыкновенно, долго отмалчивается; при более энергичном протесте — обещает рассмотреть эти жалобы и наказать виновных. Мы удовлетворяемся таким азиатским обещанием и ждем, ждем без конца, когда состоится это рассмотрение и наказание, совершенно упуская из виду, что китайское правительство играет недобросовестную дипломатическую комедию, в которой раздает нам самые печальные, унизительные роли. Мы забываем, что имеем дело с государством, положившим в основу дипломатических и политических сношений с европейцами двуличность, бесцеремонность, наглость, хитрость и подтасовку.
