В зале было прохладно. А народу — всего ничего. Пяток старушек, которым делать нечего, вот и ходят в суд для развлечения души. Да несколько пожилых мужчин, с суровыми лицами в морщинах и пятнах, — может, друзья-сослуживцы Петрова. А за Цыпина, похоже, один он, Колчанов, пришел болеть, да не только болеть, а и как официальный свидетель.
Судейский стол пока пустовал. Из боковой комнаты вышла девица в джинсовом армячке и серебряных с виду сапогах, стала выкликать, все ли явились:
— Свидетель Гвоздицкая?
— Я, — поднялась очкастая пожилая дама. На ней плоско сидела бордовая шляпка.
— Пройдите в ту комнату. — Девица указала на боковую дверь. — Свидетель Колчанов! Тоже пройдите.
С неясным чувством раздражения (не любил он, когда командуют вот такие бойкие молодые люди, особенно женского пола) Колчанов прошел в смежную комнату. Там стоял стол, окруженный стульями казенного вида. Очкастая дама села, всмотрелась в Колчанова.
— Вы однополчанин ответчика? — спросила басовитым голосом. — Что же вы его не удержали? Его же однозначно признают виновным в оскорблении…
— Это вовсе не однозначно, — перебил ее Колчанов. — Давайте лучше помолчим.
Дама сжала губы в тонкую неровную нитку, похожую на знак бесконечности. Тоже мне, сыроежка корявая, подумал Колчанов. Она что же — была при драке? Колчанов со слов Цыпина знал, что присутствовал — и спустил Цыпина с лестницы — сыночек Петрова. Но теперь он, наверное, на Кубе. Служба не пускает прилететь с далекого, так сказать, острова Свободы. А эта, очкастая, при чем тут?
Из-за двери слышались голоса. Значит, суд начался. Женский голос, потом мужские. Ну да, солидный голос Петрова. Высокий, словно скачущий, голос Цыпина. Колчанов напряженно вслушивался. Доходили отдельные слова — «батальон», «разведка», «пенсия», отчетливо долетело выкрикнутое Цыпиным «вранье». Только бы Цыпин не сорвался с якоря. Женский голос, кажется, выговаривал ему…
Девица в серебряных сапогах приоткрыла дверь:
— Свидетель Колчанов, войдите!
Он ступил в комнату, где шел суд. Бросилась в глаза широкоплечая женщина в темно-синем костюме за судейским столом. Лицо у нее было строгое, с правильными чертами, а прическа башнеобразная. Это, значит, и есть судья Заварзина. По бокам от нее сидели молодуха с обильной косметикой на незапоминающемся лице и пожилой дядька в темных очках. Он держал руки на столе, одна была в черной перчатке. Глядит, как прокурор, вскользь подумал Колчанов.
Секретарь-девица указала ему сесть на стул и велела говорить правду, только правду.
— Только правду, — повторил он.
— Свидетель Колчанов, — обратилась к нему судья, — давно ли вы знаете Цыпина?
— Очень давно. С сорок первого года. Мы обороняли Ленинград в составе Второй бригады морской пехоты, а потом…
— Отвечайте на вопросы коротко. Участвовали ли вы в высадке десанта в Мю… — судья заглянула в бумаги, — в Мере-кю-ле?
— Да, участвовал вместе с Цыпиным.
— Цыпин утверждает, что в неудаче десанта виновата разведка, не давшая полных сведений о силах противника. Вы согласны или не согласны с такой трактовкой?
— Согласен. Неполные данные разведки были одной из причин разгрома десанта.
— Я протестую, товарищ судья, — поднялся лысый подполковник юстиции, сидевший рядом с Петровым. — Свидетель Колчанов не является военным историком и не может адекватно судить о причинах неудачи десанта.
— Я историк по профессии, — возразил Колчанов, — и я работал с документами в военном архиве.
— Протест отклоняется, — сказала судья. — Продолжайте, Колчанов.
— Я работал с документами, — повторил он. — Их немного. На четвертое февраля сорок четвертого года разведотдел штаба Второй армии доносил, что охрана побережья в районе высадки осуществляется единственным охранным батальоном. Авиаразведка засекла прожекторы и зенитную батарею. Командование флотом и Второй армией приняло эти данные, они оказались неполными. В штабах, планировавших операцию, не учли, что противник принимал меры к усилению.
— Колчанов, — перебила Заварзина, — в компетенцию суда не входят оценки боевых операций. Считаете ли вы обоснованной претензию Цыпина к разведотделу армии?
— Да, считаю.
— Следовательно, претензия Цыпина к истцу Петрову имеет основание?
— К Петрову? Дело в том, что Петров был тогда молодым лейтенантом и…
— Отвечайте конкретно: да или нет?
После недолгой паузы Колчанов сказал:
— Я отговаривал Цыпина. Если, говорил я, из разведотдела остался жив один только Петров, то это не значит, что он главный виновник…
— Достаточно. Есть вопросы к свидетелю?
— Есть, — поднялся опять подполковник юстиции. Он и стоя был почти одного роста с сидящим Колчановым. — Вы сказали, что отговаривали Цыпина идти к полковнику Петрову, так? Значит, понимали, что на Петрове нет вины за десант?
— Я сказал, что часть вины на разведотделе штабарма. А Петров служил в разведотделе. Но главной вины на нем нет, поскольку…
— Главная, не главная, — сердито выкрикнул Петров. — Нету никакой вины!
— Помолчите, полковник Петров, — сказала Заварзина. — Защитник, есть у вас еще вопросы к свидетелю?
— Да. — Маленький подполковник близоруко прищурился на Колчанова. — Несмотря на ваш совет, Цыпин пошел к Петрову и оскорбил его, учинил драку. Осуждаете ли вы его поступок?
— Он пошел не драться. — Колчанов повысил голос, чтобы приглушить гневное клокотание Цыпина сзади. — Надо понять обиду Цыпина. Десятки лет его зажимали. Он хотел одного — чтобы те, кто отправил десант на гибель, признали свою вину. А драться начал не он, а Петров.
— Вы что, были при этом? — выкрикнул Петров.
Судья постучала шариковой ручкой по графину. Затем предложила Колчанову сесть и вызвала свидетеля Гвоздицкую.
Очкастая тощая дама, накрытая плоской бордовой шляпкой, басовито отвечала на вопросы судьи. Да, она помогает Дмитрию Авраамовичу по хозяйству. Да, в тот день она присутствовала при его разговоре с Цыпиным. Нет, не все время, она входила и выходила, но как раз видела, как Цыпин ударил Дмитрия Авраамовича в нос…
— Он первый меня ударил! — закричал Цыпин. — А вы там не были…
— Ведите себя спокойно, — строго сказала Заварзина. — Вы, как отказавшийся от защитника, можете задать свидетелю вопросы.
— Вот и вопрос. — Цыпин поднялся, одно плечо заметно ниже другого. — Мы с Петровым, само, по первости спокойно. Пива выпили, а потом он стал на меня наскакивать…
— Есть у вас вопрос к свидетелю, Цыпин?
— Ну-тк, я и даю вопрос! Он, само, кричать стал, что я за Сахарова, а не за армию…
— Ответчик, если нет вопросов, сядьте.
