Когда Рехми-ра и Аменусер стояли в дверях, к ним обернулось несколько недоверчиво нахмуренных лиц. Тот уже шёл к свободному месту в тени.
— Ради сладкого имени Хатор, позвольте мне остаться с вами, Тьесу! — прошептал Амену. — Здесь могут оказаться воры, головорезы!
— Нет, нет, клади короба здесь, около меня, и поищи жильё. — Рехми-ра, — Тот сжал ладонь друга в руке и посмотрел ему в глаза, — приведи сюда если не Хведа, то Сату или пророчицу. Приведи хотя бы одного из них, и ты через месяц станешь визирем Египта, клянусь тебе!
— Тьесу, я сделаю всё, что смогу. — Рехми-ра повернулся и быстро вышел из комнаты. Амену окинул беспокойным взглядом хозяина — бледного как труп ушастого типа, который сам был похож на головореза, и отправился вслед за другом.
Амену вернулся через два часа, когда солнце уже клонилось к закату. На нём не было его роскошного ожерелья, зато он шёл по узкой улице с видом человека, который знает, куда идёт, но не хочет, чтобы об этом знали окружающие. Большинство закутков было закрыто, но из винных лавок доносился запах еды, приманивавший прохожих. Вслед за парой крепких лодочников Амену вошёл в дверь, которую Тот выбрал ранее, и, спотыкаясь, побрёл через темноту туда, где оставил царя.
Тот находился на том же месте. На циновке около него стояли винный кувшин и пустой кубок, короба лежали поблизости. Со вздохом облегчения Амену сел рядом.
— Вы были правы, Тьесу, брадобрей — кладезь ответов на все вопросы. Эта улица похожа на кроличий садок, все здесь живут за своими лавками. За лавкой мастера париков живёт старуха, которой не нужно на земле ничего, кроме красивого савана, в котором она сойдёт в могилу. — Амену умолк, вглядываясь сквозь полумрак в безразличное лицо напротив. — Короче говоря, она была рада обменять свою лачугу на моё ожерелье, да к тому же будет прислуживать нам...
Тот никак не реагировал на эти слова. Амену наклонился к нему и наконец-то разглядел лицо друга.
Тот был пьян, вдребезги пьян.
— Тьесу! — воскликнул Амену. Он вскочил, затем вновь опустился на пыльную циновку. — Мне кажется, что вы получили какие-то новости. — На мгновение ему удалось встретиться глазами с тупым взглядом Тота, затем взгляд опять уплыл в сторону. Амену нагнулся и схватил его за плечо. — Тьесу, скажите мне, Рехми-ра вернулся?
— Нет, — пробормотал Тот.
— Нет? Тогда почему... — Не успев спросить, Амену уже знал ответ. Он медленно откинулся назад, его тело ослабло, он оперся на согнутое колено. Он смотрел, как рука Тота потянулась к пустому винному кувшину, неуверенно наклонила его над таким же пустым кубком и уронила. Кувшин и кубок покатились по циновке.
— Принеси ещё, — с трудом сказал Тот.
— Нет, вам больше не нужно, — мягко ответил Амену. — Чем вы заплатили этим ворам? Вашим золотым ожерельем?
Тот не ответил, но его шея была пуста. Они сидели молча, пока рядом не появилась коренастая фигура Рехми-ра. Он опустился перед своим царём на колени.
— Тьесу, я не смог найти ни Хведа, ни других. Они пропали! Никто не слышал их имён уже несколько лет...
— Тсс, мой друг, — негромко сказал Амену. — Он знает. Он уже знает.
— Он знает? — переспросил Рехми-ра.
— Посмотри на него. Я думаю, он знал это ещё до того, как ты ушёл... как ты и я.
Рехми-ра хмуро склонился к Тоту, а затем выпрямился.
— Ты нашёл какое-нибудь жильё? — спросил он Амену после паузы.
— Да.
— Тогда пойдём. Хорошо бы забрать его отсюда.
Крошечная лавка мастера париков — сейчас закрытая, ведь небо уже покраснело от заката — была совсем рядом. Тот шёл неуверенно, но обходился без помощи, пока другие сражались с поклажей. Когда Амену через тёмную дверь ввёл их в крошечный внутренний дворик, Рехми-ра остановился.
— Здесь? — взорвался он.
— Да, здесь! — свирепо сказал Амену. — Ты ожидал бассейн с лотосами и вереницу рабов?
Они прошли по разбитому каменному полу к большей из трёх комнат, от которой отходили две крошечных спальни.
Глядя на красоты своего нового местожительства, Рехми-ра наморщил нос, но больше ничего не сказал — просто снял с себя поклажу и принялся пристраивать к ней плащ, делая подобие табурета. Обычные тростниковые циновки, приземистая трёхрожковая лампа и несколько полок на стене составляли всю обстановку комнаты.
— Вы сможете остаться здесь, Тьесу? — пробормотал Амену. — Простите меня... Завтра мы купим стул и какой-нибудь столик. Рехми-ра, узнай, куда пропала старуха.
Тот, покачнувшись, шагнул в лишённый двери проем и опустился на табурет, не взглянув вокруг. Он выказал к окружающему не больше интереса, чем к застенчиво улыбающейся старухе, которая вскоре внесла деревянную тарелку с варёными корневищами лотоса, несколькими сушёными рыбками и несколькими кусками грубого хлеба. Но когда Рехми-ра поставил перед ним вместо стола один из коробов, он поднял голову.
— Мети, — сказал он низким густым голосом. — Достаньте маленькую галеру. — Не дожидаясь, пока кто-нибудь выполнит распоряжение, он встал, качаясь, прошёл по комнате и открыл крышку короба. Немного порывшись, он достал вырезанное из дерева судёнышко, выпрямился, внимательно поглядел на него и потрогал неуклюжими пальцами тоненькие паруса.
— Храбрый кораблик, — сказал Амену. — Позвольте, я подниму для вас парус.
— Нет, нет, пусть останется как есть. Он сейчас не может плыть на войну или куда-нибудь ещё. — Отмахнувшись от Амену, Тот нетвёрдыми шагами прошёл мимо него и поставил галеру на одну из полок, а потом, прислонившись к стене, стал рассматривать судёнышко. — «Дикий бык». Когда-то я научил одного вавилонянина писать эти слова. Старый Инацил. Старик Собачья Морда. — Он со слабой улыбкой повернулся к ним. — Он был угрюмый дядька, но мудрый. «Человек подобен ветру». «Человек должен повиноваться своему богу». «Повинуйся властям предержащим». Повинуйся, повинуйся, повинуйся... Нет, он был не таким уж мудрым.
— Тьесу, вот еда. Идите сюда, поешьте, а потом поговорим.
Тот рассеянно поглядел на еду и опять обернулся к галере.
— Я думаю, что мудрым был один лишь Яхмос, — сказал он. — Я убил Яхмоса, вы знаете это? Он собирался что-то мне сказать, а я убил его, прежде чем он успел это сделать.
— Тише, Тьесу, тише. Поешьте. Вы не убивали его.
— Нет. Я убил его. Я положил руку ему на грудь.
— Рехми-ра... — пробормотал Амену.
— Нет, нет, я буду есть, раз вы так хотите, — с раздражением сказал Тот.
Он вернулся на свой табурет и начал есть из глиняной миски, которую вручил ему Рехми-ра. За едой они почти не говорили.
Было видно, что вино выветривалось из головы Тота; кроме того, было видно, что с трезвостью возвращалось чёрное уныние. Он закончил есть раньше других, поставил на пол свою миску и встал в тёмной арке дверного проёма. Когда старуха улыбнулась и закивала ему, проходя мимо с блюдами, он проводил её горько-ироническим взглядом.
