– Мама?
Только что она устало сказала «Алло», но с первым звуком Алеева голоса будто канула в тишину, и по ту сторону трубки стало пусто. Алей испугался. Стыд ожег его: он мог позвонить маме еще четыре часа назад и не позвонил. Пускай тогда он боялся за Осень, потому что Осени тоже стало плохо, пускай был слегка не в себе… Все равно не прощалось такое сыну.
– Алло! – тревожно повторил Алей. – Мама? Ты в порядке?
Несколько бесконечных мгновений продлилась пауза. Алей чувствовал себя как на раскаленных углях. Хотелось сорваться и побежать – но куда? Где спасешься от совести?..
– Да, – бесцветно прошептала мама. – Алик, это ты? Ты где?
– Мама, я дома! – громко сказал Алей. – Я вернулся!
– Откуда? Где ты был? Почему не позвонил?
– Я не мог. Мама, прости, пожалуйста, я действительно не мог позвонить.
– Я не обижаюсь, – ответила она так, что Алей чуть не расплакался. – Господи, слава богу, ты жив. Где ты был, Алик?
Алей впился ногтями в ладони. Осязание как будто притупилось.
– Далеко, – сказал он, – очень далеко. Мама, я нашел Иньку! Слышишь? Я искал Иньку и нашел его! С ним тоже все в порядке!
– Ох, – беззвучно сказала трубка, и донесся странный шорох, будто что-то мягко упало. У Алея волосы встали дыбом: он понял, что у мамы стало плохо с сердцем.
– Мама! – крикнул он, вцепившись в трубку. – Мама!
– Я тут, – слабая улыбка мелькнула в ее голосе, – я на диван села… А Инечка с тобой? Дай мне с ним поговорить…
– Он не со мной, – виновато сказал Алей. – Я не смог отобрать его у папы. Но я все решу. Я его верну, клянусь, мама, – и он зачем-то прибавил: – Честное слово.
– Папа… – пробормотала Весела и чуть живее спросила: – Алик, а как там папа? Он про меня что-нибудь говорил?
Алею стало грустно. Он покусал губы, переложил телефон из руки в руку. «Мама его любит, – подумалось ему. – И всегда будет любить. Никогда не перестанет».
– Я очень зол на папу, – честно сказал он. – Но он в порядке. Он сильно обиделся на тебя.
Весела всхлипнула, как ребенок.
– Я понимаю, что обиделся, – пожаловалась она, – Алечка, ты скажи ему, пожалуйста, чтобы он меня простил. Я же не виновата.
«О господи!» – подумал Алей в сердцах, а потом с обреченным вздохом сполз на пол возле тумбочки. В животе стало горько от жалости. Он знал, что мама слабая, но это… Тяжесть ее любви была выше ее сил и совсем ее раздавила.
– Папа сам виноват, – зло сказал Алей. – Он не должен был на тебя срываться. Тоже мне, мужчина. У мужчины, говорит, должна быть гордость. Тьфу на его гордость.
– Алечка, не надо, – быстро попросила мать. – Он ведь из-за Ини обиделся? Из-за того, что Лева его обидел?
– Нет, – сказал Алей мрачно. – Он обиделся из-за того, что ты венчалась. Вступила в нерасторжимый брак.
– Да как же нерасторжимый? Он недействительный, – и мама, кажется, обрадовалась.
– Что?
– Недействительный брак, – почти радостно повторила она. – При живом муже какой брак! Лева меня отпускает. Так что мы с Иней вернемся и опять будем жить все вместе!
Алей скептически покачал головой. Он сильно сомневался, что Ясень вернется в семью, но ничего не сказал. Его дело сейчас было – успокоить мать.
– Когда ты переезжаешь?
– Когда скажешь. Хоть завтра.
– Тогда собирайся, – сказал он с улыбкой. – Но я еще буду пропадать, мама. Пойду искать Иньку.
– Только ты мне звони! – велела мама.
– Если смогу, – обещал Алей, – позвоню.
«Ладно, – подумал он, положив трубку, – это хорошо. Шишов – это было ей совсем лишнее». Он посидел немного, привалившись спиной к стене, потом снова запустил короткий предельный поиск и обнаружил, что Осень не спит, а телефон ее занят, потому что она упорно пытается добиться внимания Васи и поставила на автодозвон. «Вот уж не дело», – заметил Алей и потянулся за мобильником.
* * *
…Когда он увидел Осень на берегу Старицы, она показалась ему богиней, дивным видением почти всесильного существа, которому лишь нескольких минут не хватило, чтобы протянуть ему руку помощи. Летен греб к берегу, он уже понял, что у Алея все получилось, и имел довольный вид. Алей вскинул голову, привстал в лодке, подался к борту. Летен беззлобно обругал его, потому что лодка накренилась. Алей послушно сел, но сидел, ерзая, как крышка на кипящем чайнике. Приветная улыбка светилась на прекрасном лице Осени, золотой мангуски, девушки-киборга…
Осень молчала.
Скоро и радость на лице ее погасла, уступив место выражению крайней усталости. Она помахала Алею рукой, маня к берегу, потом попыталась спуститься на песчаный низкий бережок – и споткнулась, съехала по откосу на подогнутой ноге. Алей встревожился. Он вообще никогда не видал, чтобы Осень двигалась неграциозно. У нее было идеальное чувство пространства и равновесия. Едва лодка причалила, он перепрыгнул борт и кинулся к ней, а она даже не поднялась с колен. Только запрокинула к нему лицо и прикрыла глаза. Алей схватил ее в объятия, и Осень прильнула к его плечу.
Алею стало страшно. Он понял, насколько же она устала. Железная воля и беспримерная работоспособность киборга не были бесконечны, они почти исчерпались… Алей не успел спросить, что она делает здесь – Осень ответила прежде.
– Вася отказался помогать, – сказала она, не поднимая век, и уткнулась носом ему в шею. – Мне позвонила твоя мама. Она, кажется, всем позвонила. Ей очень плохо. Вася дал мне код рассечения границ, но я не могла тебя найти, я же не лайфхакер… – голос ее прервался.
– Ты мне снилась, – сказал Алей. – Я даже помню этот код. Скалистое поле, молнии мечут славу…
– Это из середины. Где ты был? Ты похож на древнего монгола, только лука не хватает.
– Я и есть древний монгол, – неловко пошутил Алей, – и лук у меня был.
– И он им даже пользовался, – не без насмешки сообщил Летен, привязывая лодку к колышку. – И даже успешно. – Он подошел и сказал Алею: – Встречают?
– Это Осень, – ответил Алей, – моя девушка.
Осень открыла глаза. С помощью Алея она встала. Встряхнула головой, пригладила волосы.
– А вы…
– Летен, – представился тот. – Друг.
* * *
Алей разулся, прошел по комнате босиком и забрался на тахту. Сел, скрестив ноги. Глядя в потолок, на котором колыхались тени листвы, он ощущал себя зверем, вернувшимся в логово. Час покоя, день покоя и отдыха – и можно будет вновь ринуться на охоту, принюхиваться к ветру, тропить следы; и словно ждет у порога резвый степной скакун, фыркая на задорного пса, и томятся в колчане стрелы… Вот с чем теперь ассоциируется у него поиск. Не с тихими рейдами из белых и стеклянных офисных переговорок, не со странной последовательностью запросов в браузере с открытым исходным кодом, и даже не с безмятежным закольцованным мирком Старицы. Да и перестал тот мир быть закольцованным с тех пор, как они с Летеном доплыли домой на зеленой лодке… Алей потер лоб и набрал номер Осени. Она откликнулась с запозданием.
