Глядя в изуродованное лицо своего отца, Виктория вспоминала свое будущее, которое уже наступило, и которое ей еще, в то же самое время, предстояло реализовать. С величайшим трудом она смогла опустить глаза, чтобы воочию убедиться, во что превратилось ее тело. Почти вся грудь и живот были выжжены, а частицы опаснейшего фейерверка просто отрубили ей ногу, которая валялась где-то в стороне. Видя себя, как сломанную куклу, которая уже не могла даже самостоятельно повернуться, и что уже навсегда потеряла контакт со своим телом, Виктория ощутила, как ей стало по-настоящему страшно, и она сразу вспомнила слова Майкла Сана. Он ведь предупреждал ее, что главное для нее было – выжить, и только сейчас, за несколько мгновений до смерти, она понимала, что и все те игры, которые были до этого, связанные, будь то со спасением людей ли, или местью ее отцу и прадеду, который наверняка видел всё это, предстали настолько незначительными и неважными, что ей стало до того невыносимо обидно и больно за впустую растраченную жизнь, что, не в силах выдержать всего этого, Виктория изо всех последних сил распахнула рот и в безумии закричала, однако ее, уже немой вопль, никто не услышал, после чего, в чем-то ужасающей финальной вибрации умирающего разума Виктория Харт угасла навсегда.
183.
Ощущая острую боль, Стивен Харт, который стал свидетелем самоубийства своей родной дочери, тут же всё поняв, несмотря на восторженные выкрики с его партера, что всё же приняли происходящее за профессионально поставленное шоу, тем не менее, не в силах был выдавить из себя ни единой слезинки, которые подступили к его глазам, а лишь смотрел на то, как жизнь продолжает играючи отбирать у него любимых людей, параллельно машинально отдавая четкие приказы в портативный передатчик на своей руке.
В то же самое время весь мир вопил от боли в лице Чаррамы, который не в состоянии был вынести укусы маленьких пламенных демонов, что ели заживо его плоть на лице, вгрызаясь всё глубже в глазное яблоко, так что в голове вождя вспыхивали, носясь туда-сюда разноцветные огни, подобно люминесцентному рою безумных насекомых. В то же самое время вертолеты беженцев, вместе с Майклом Саном, смогли прорваться сквозь заградительный огонь преследовавших их перехватчиков, которые, поменяв свои боевые задачи, возвращались в столицу, чтобы огневой поддержкой прикрыть войска, направленные на подавление огня «шаманов», что вспыхнул прямо во время открытия церемонии межостровных Игр на центральном стадионе острова Святого Змея-Утконоса.
Наблюдая все эти картинки, которые были частью единого рисунка величайшего калейдоскопа вселенной, самой жизни, наблюдатель весело смеялся, сам не понимая причины своей радости, ведь его самого и не было вовсе. Когда он понял, что нужен кто-то, кто будет реагировать на изменения в том, что являлось собой «универсумом», наблюдатель, наконец, закрыл глаза, тут же проснувшись от собственного божественного смеха.
– И как тебе эта шутка? Понравилась? – спросил голос откуда-то сверху. Подняв голову, наблюдатель увидел, как над ним проявила себя переливающаяся в своем бесконечном многообразии сама Богиня, что с нежностью смотрела на своего любимого мужа, который поднялся из мира снов и теней, которые всё еще окружали его в виде застывшей многомерной картины самопародирования, одной из ролей которой был персонаж по имени Виктория Харт.
– Теперь-то ты всё понял? – игриво спросила Богиня, спрыгнув с трезубца своего мужа и выпрямившись напротив него в виде старого шамана, улыбнулась Богиня-бабочка.
Тот же, не ответив ей, улыбнулся и взяв в руку свой трезубец, на котором сидела до недавнего времени микроскопически маленькая Богиня, заключил ее в объятия и отправился дальше в свое бесконечное путешествие, всего на мгновение соединившись вместе, чтобы затем вновь разлететься в противоположные стороны игровой доски, на одной из сторон которой было вроде как правдивое, но по сути своей – ложное, а на другой – абсолютно фантастическое, но божественно правдивое.
184.
Так, Виктория и Грегори, персонаж и автор, глядя друг на друга, загадочно улыбались той самой улыбкой, которая была знакома им обоим больше всего на свете, и в каком-то роде и являлась тем самым, благодаря чему они могли ощущать как сам мир, так и свое место в нем. Тем не менее, место тут находилось и безотчетной завороженности, которую вызывали геометрические линии, похожие то ли на рисунки-микросхемы, что испещрили лица обоих путников, то ли на искусные линии невидимого художника, что украшал храм древности, в попытках таким образом выразить ту величественную истину, что открылась его сердцу. Однако, все эти визуальные феномены, хотя и были более чем интересны и вдохновляющи, тем не менее, полностью растворялись, подобно незамысловатому фокусу, после того, как грань между творцом и творимым исчезала, и вместо Виктории и Грегори уже являлось существо совершенно иного качества. Оно, несмотря на то, что было разделено, оставалось единым по сути своей, и при этом смотрело само себе прямо в глаза, при этом не в состоянии скрыть той доброй усмешки, что означало только одно – путешествие закончилось, на самом деле так и не успев начаться.
Точно также, как прошли всего сутки, или можно сказать, целые сутки, за время которых Грегори вновь вернулся на ту самую улицу, что была залита утренним рассветом, и где когда-то он был самым счастливым человеком вместе со своей спутницей, которая сегодня дала ясно понять, что всё не было так просто и быстро, как это могло привидеться ее бывшему мужу в воображении. В какой-то момент писателю захотелось снова вернуться к ее дому, как бы это неуместно ни выглядело, однако, его мгновенно отрезвил звонок друга, который, вернувшись «на базу», к своему удивлению, не обнаружил там Грегори, что во время разговора уже поинтересовался, что это за девушка была там у него в гостях.
– Девушка? – удивился его приятель, – чувак, у меня дома не было никого… Только если ты сам привел кого-то и забыл…
– А, я понял, – коротко ответил Грегори, почувствовав, как по его телу прошли уже хорошо знакомые ему мурашки, – а, нет, всё в порядке! Нет, сегодня, увы, не получится, уж давай созвонимся на днях, хорошо? И, да, спасибо тебе.
– А была ли эта машина на самом деле? – попробовав языком этот вопрос на вкус, который заставил каждую волосинку на его теле вновь подняться дыбом, спросил путешественник сам себя. Не найдя удовлетворительного ответа, Грегори лишь улыбнулся началу нового дня. Где не было место страху выпасть из придуманного им летающего такси, которого, возможно, он и не вызывал вовсе. И, тем не менее, спутница, что была с ним всю ночь, была куда реальнее того мира, что окружал его прямо сейчас, в этом он был уверен, и был лишь одни способ встретиться с ней вновь.
Итак, опустив свой телефон, который стал первым калейдоскопом пространства и времени в истории планеты, Арчибальд вновь поднял его еще раз, заглянув внутрь результата всего труда и практик в течение своей жизни, увидев в нем сначала на месте пустоши, где он находился, город будущего, где он чуть не выпал из такси, пытаясь добраться до своей любимой. Переключившись силой воли на храм древности, где происходило обучение, алхимик обнаружил, что его уже не существовало, и, тем не менее, даже во время посещения несуществующего в плотной реальности храма своего Сердца, оба путешествия, и в прошлом и в будущем, с ним была всегда одна единственная спутница, которая не оставила его и на этот раз, и которая на сей раз просто устала сильнее обычного.
