Зачем мне вообще это понадобилось?.. Ведь с самого начала было ясно, что ему невыносимо там и он просто не знает, как вырваться. Он плакал тогда у Кристины. Он в отчаянии. Ему тяжело с ней… А сейчас, когда увидел меня, как он вспыхнул. “Она моя жена!” — с какой страстью он это сказал. Мы не ценим близких, пока не потеряем, и только теперь, увидев меня с другим, он понял, насколько я в действительности дорога ему. Он ревнует и по-прежнему любит! — и при этой мысли страх с новой силой всколыхнулся в груди Полины, приведя душу в неистовое движение. — Он решил, что я изменила ему! Какой кошмар! Только бы он не ушел! Я успею! Он наверняка еще дома! Он увидит, что, кроме него, мне никто не нужен! Он все поймет, поймет свои чувства, и мы снова будем вместе!»
Захваченная этими мыслями, Полина уже бежала по улице, представляя, как ворвется сейчас домой к мужу, и тот, увидев ее, осознает наконец, насколько она нужна ему, поймет, что на самом деле любит только ее. В воображении Полины яркой живой картиной вспыхнул момент воссоединения с супругом, как он примется обнимать и целовать ее, а она в его объятиях будет снова и снова повторять, что он для нее единственный мужчина и кроме него не существует больше никого. Представляя эту сцену в мельчайших деталях, Полина всей душой впитывала и переживала столь неистово желанный ею момент взаимного прощения и признания: тревога отступила от нее, грудь сперло от переполнявших чувств, слезы трепетного волнения дрожали на глазах. Защищаясь от давивших со всех сторон страхов, подсознание Полины спасало ее упоительной иллюзией, так что она даже не заметила, как оказалась в подъезде, как поднялась на лифте и, открыв дверь квартиры, влетела в коридор.
Завязин уже стоял в прихожей, выйдя на звук отпираемого замка. Люстра в коридоре была выключена, но падающий с кухни свет хорошо освещал его усталое тоскливое лицо. В квартире царила полная тишина, и слышалось только, как где-то в глубине комнаты хлопала крышка кастрюли, приподнимаемая парами кипевшей в ней воды.
Увидев мужа, Полина замерла на месте и в бессилии опустила руки с зажатыми в них ключами. Иссушенные губы ее были приоткрыты, грудь тяжело приподнималась при каждом вдохе, а растрепанная на бегу челка полностью обнажала покрытый испариной лоб. Судьба Полины, сама она была теперь в воле мужа. Она прибежала к нему, стояла сейчас перед ним, и этим все было сказано. Полина готова была при первой же возможности ринуться навстречу, раствориться в объятиях супруга, отдаться ему вся без остатка. «Спаси меня!» — кричал ее молящий, изнывающий в безмерном отчаянии взгляд.
— Не пошла на фильм? — обдав супругу насыщенным алкогольными парами дыханием, обратился к ней Завязин.
— Нет, — тихо обронила Полина, из последних сил сдерживая распиравшие ей грудь эмоции. Она ждала, жаждала, что он подойдет сейчас к ней, обнимет, начнет целовать, а она будет шептать ему, что он ее единственный, что она его, только его; его навсегда.
Еще секунду Завязин стоял серьезный и недвижимый, а затем, вдруг улыбнувшись, принялся суетливо обуваться.
— Я рад, что ты пришла. Я сосиски варить поставил. Посмотри за ними, а я быстренько за вином сбегаю, — оживленно проговорил он, надев туфли и поспешив было из квартиры; но за мгновение перед тем, как выбежать в подъезд, вдруг замер на пороге и, весь просияв лицом в счастливом выражении, громко и радостно воскликнул: — У меня сын родился!
Часть седьмая
Глава I
— Вика, ты не знаешь, где моя сумка? — спросил Ринат, заходя в гостиную.
Вика ничего не ответила, вообще никак не отреагировала на обращение мужа, продолжая стоять у столешницы спиной к нему и резкими нервическими движениями сдергивать полиэтиленовую обертку с тушки в камень замороженного цыпленка.
Звучно раздраженно выдохнув, желая подчеркнуть таким образом супруге свое крайнее недовольство ее молчанием, Ринат принялся разбирать валявшиеся на диване и креслах вещи.
Вика игнорировала его со вчерашнего вечера, когда он сообщил ей, что сегодня с утра вынужден будет поехать на работу в связи с очередным неотложным заданием. Это должна была быть уже вторая суббота подряд его отсутствия дома, и в этот раз жена разозлилась не на шутку. После бурной продолжительной ссоры Вика замкнулась в себе, ни в какую не желая общаться, не отвечая даже на самые, казалось бы, нейтральные вопросы Рината, с которыми тот то и дело обращался к ней в попытке вызвать на разговор и тем самым ослабить установившееся между ними напряжение. Ночь супруги спали раздельно, каждый под своим одеялом, что было еще более-менее терпимо, но когда и с утра Ринат обнаружил жену все в том же крайнем нерасположении к себе, стал терять самообладание. Упорное молчание супруги выводило его из себя: такого продолжительного противостояния между ними не случалось уже очень давно, и сложившаяся ситуация доставляла ему сильный эмоциональный дискомфорт.
— Разве можно отыскать что-нибудь в этом бардаке? — укоризненно вопрошал Ринат, перебирая раскиданные по комнате вещи. — Вика?! Ты не видела мою сумку?! Мне уже выходить надо, а я нигде не могу ее найти! — в этот раз заметно громче и настойчивее обратился он к жене. Лицо его было нахмурено, голос звучал сердито: и видом, и поведением своим он ясно давал понять, что, так же как и супруга, не испытывает ни малейшего желания общаться и делает это вынужденно, лишь потому, что должен отыскать портфель.
В действительности же сумка не нужна была Ринату вовсе — это был лишь повод, чтобы заговорить с женой. В глубине души он чувствовал, что попытки вывести супругу на разговор были маленькими шажками к примирению с его стороны. И пусть Вика не отвечала — они все равно подразумевали, что он не отгораживается от нее, открыт к диалогу, и это она, не желая идти на контакт, развивает конфронтацию. С каждым новым проигнорированным вопросом Ринат все больше складывал на Вику ответственность за сохраняющийся в семье разлад. На подсознательном уровне он понимал значение этого посыла совершенно ясно, как понимал и то, что его обращения к жене ни в коей мере не должны были выглядеть попыткой пойти на примирение. Подобный шаг был бы воспринят Викой как слабость, фактическое признание им своей вины и лишь усилил бы ее сопротивление. Ринату нужен был такой повод заговорить с супругой, чтобы его нельзя было расценить как желание наладить отношения, и подсознание его
