Книга Феникс. Путь Легенды - Usignolo

остов линкора до самого нутра, выжигая все и вся, превращая никому не нужный кусок пустоты в скромненькую сверхновую. «Выжигание Скверны», скастованное на оголившиеся от металла нити, стало вишенкой на торте. Я, кстати, при его касте использовал украденную у «папани» бахионь — системе глубоко похер, какую энергию использовать, лишь бы в наличии была, а закл мощнее выйдет. Это все равно что в обычную тачку ракетное топливо лить вместо бодяженного бенза… Паразитное заклинание за секунду впитало в себя столько дармовой маны, что «засветило» мое духовное восприятие к чертям собачьим. Ну ничего, надеюсь, что «папане» похуже, чем мне сейчас будет. Заклинание мерно запульсировало, впитывая в себя все больше и больше вражеской маны, набирая силу и разворачиваясь в поистине угрожающее полотно энергий, агрессивных ко всему, кроме самого создателя. Кто-то другой, может, и подумал: «хана котенку», то бишь врагу, но не я — чуйка, в девичестве предвидение, не давала расслабляться — все еще только начинается…

«Выжигание Скверны» неожиданно стало стремительно расти в объеме, после чего просто исчезло — впиталось в нити тьмы, попутно их уничтожая. Сейчас легендарное заклинание, заряженное бахионью, пошло творить свое черное дело — выжигать все, что имеет силу Отца. Да даже необязательно «силу», достаточно и отпечатка-отголоска, ментального эха, проекции… Энергопотребление закла скачком выросло втрое, вдувая в себя все, что я откачивал через Чиана и малый алтарь… А вот это херово, заклинание должно скидывать излишки в мою кассу, но никак не наоборот. Ментально отдаю приказ флоту поднять всю возможную защиту и откочевать подальше — корабли в этой драке мне точно не помогут. Вовремя — пространство мелко задрожало от вопля боли и ярости. На месте, где был одержимый линкор, образовалась многокилометровая объемная трещина в неведомые ебеня. Из нее в обычное пространство начала сочиться Тьма, отдающая тленом и скисшей кровью. Все, шутки кончились, ставки сделаны, и всем пиздец — батька гневаться надумал. Повторный крик божества был более отчетливым — аж кровь из ушей поперла. Линкоры аграфов, которые и не думали нарушать формацию построения, вспыхнули высушенными мотыльками, пропитанными бензином — сама реальность горела под гневом настолько могущественного существа. Мои щиты слетали один за другим под напором внимания «Отца». Вот это сила… Не, не так — СИЛА! Божественная Ярость буквально пропитала собой каждую молекулу, каждый атом, вывернув пространство чуть ли не наизнанку… А после в глубокой «анальной» трещине показался гигантский алый глаз со змеиным зрачком, слепо шарившим по пустоте космоса… геморройный глаз Ктулху, драть его палёным китайским дилдо-великаном насухо!

— «Всему флоту по пидарскому глазу торпедами, пли!» — с перепугу отдал я команду. С моей стороны в темного бога полетели тысячи заклинаний самых разных полярностей — авось, че-нибудь да пробьет! Да и пуск торпед замаскировать надо… Не пробило, а вот «анальный» взгляд папани на мне сфокусировался. «Из души в душу глянул» — проскочила шальная мысль. Энергия, сочившаяся из геморроя-трещины, сконцентрировалась в некое подобие копья, которое попыталось пробить меня насквозь, но хуй тут плавал — предвидение, пахавшее на все двести процентов, выдавало мне все атаки божества с головой (с жопой, хе!). Телепортнувшись на пару кэмэ в сторону, я уж было вздохнул посвободнее, но не тут то было — у папаши чуйка, походу, тоже имеется. Копье мигом преобразовалось в щупальце и плотно меня обхватило, неумолимо стачивая один щит за другим. Сука-сука-сука! Меня, можно сказать, анальные тентакли мацают — фу, блэ! Че ж у этого чмыря проявление в обычном мире такое… такое мерзкое!

— «Думал убежать от меня, ничтожество? Я найду тебя, где бы ты ни спрятался… Найду, и ты станешь моим, ха-ха-ха!» — донеслось мысленное эхо от темного божества. Вот педрила, сука! Хуй тебе, а не комиссарское тело! Пси заструилась густым потоком с моего тела, растворяя гигантское щупальце папани.

— «Моя воля здесь и сейчас сильнее, чем твоя, гамадрил!» — мысленно проорал я, кровожадно скалясь. Щупальце вспыхнуло и рассыпалось жирным черным пеплом, исчезающим сразу после появления. Так-то, мразь. В следующий момент на мое сознание пришелся поистине чудовищный удар. Ментальные щиты рассыпались битым хрусталем, мысли напрочь выдуло из головы, пропало ощущение самого себя, зрение потухло… Чисто на автомате ныряю в астрал, иначе — смерть. Сразу с моей эвакуацией на Изнанку в пространственную трещину влетели тысячи торпед, но ни одна из них не взорвалась…

Мокрые ледяные капли стучали по моей голой коже. «Дождь». Шум падающих капель складывался в тихий, размытый шепот тысяч голосов. «Что такое шепот?» Шум, звук, раздражитель… Вялые образы сформировывались из крупных капель и тут же мутнели в бесконечной стене дождя. Неразборчивый шепот голосов ревел в пустом сознании. «Что такое шепот?» Тихий звук… шум… речь… Тихая речь… Тихая безголосная речь, при которой слова произносятся без использования голосовых связок. «Где я? Кто я? Зачем я?» Тысячи образов слились в одну мощную приливную волну, вознося на своем гребне мое «Я» из глубин подсознания. Не сильно высоко, но достаточно для осознания себя. Крупные ледяные капли все так же стучали по моему телу, выстукивали влажные шлепки из океана образов, понятий и воспоминаний. «Мне снится сон… Или я снюсь сну?» «Федя…» «Федя, ты нужен…» Дождь, шепот голосов… Я сплю, мне такое уже снилось. Очередная волна воспоминаний закружила меня в водовороте, и я торпедой вылетел из подсознания… тряхнув звонкой от пустоты ушастой головой, стараясь поскорее прийти в себя, причем буквально.

Помню, когда был молодым и наивным, устроился на завод слесарем — хотел, как мой дед, сделать карьеру правильного работяги. Время, правда, было уже совсем не то, но хер с ним. Там у местного «начальника» прикол был — пришел кто-то на работу с опозданием или же перегаром, тому вручалась самая тяжелая кувалда под добрым именем «Понедельник». (Помимо «Понедельника», были еще кувалды с именами дней недели: двенадцатикилограммовая кувалда «Вторник», десяти — «Среда», совсем небольшая кувалдочка — «Четверг», массой в восемь кэгэ, «Пятница», весящая праведную шестерку, и крохотная, но ходовая «Суббота», всего два кэгэ весом.) И направлялся несчастный на долбеж стен старого цеха. Демонтаж и прочая фигня, да. Вручную, шестнадцатикилограммовой самоварной кувалдой. Мне хватило одного знакомства с «Понедельником», чтобы бросить пить и опаздывать. И пересесть со стакана на баян — дешево и сердито, да. Вся смена упарывалась до розовых слоников, а перегара-то нету… В общем, одному новенькому «Понедельник» при очередном богатырском замахе рикошетом об стену прилетел прямо в лоб — бедняга на пару часов потерял память. Он только