class="p">Мать просияла:
— Я так и думала. Я слышала их музыку в ваших головах. И я видела, как Рамачни разговаривал с одним из них с дерева. Подержи эти цветы для меня, пока я расплачиваюсь с продавцом.
— И Арунис мертв.
Как только Неда договорила, мир сошел с ума. Сутиния обернулась, крича, как баньши, и выронив покупки из рук. Толпа отодвинулась от нее, затем расступилась, рынок таял и кружился, как в калейдоскопе, и только они двое были неподвижны и ясны. Сутиния схватила Неду за плечи, ее ногти впились в ткань халата, и прошло несколько секунд, прежде чем Неда поняла, что ее мать не сошла с ума.
— Вы! — кричала она. — Вы, вы!
Или сошла? Неда потеряла свою веру, и это было похоже на смерть. Сутиния пересекла Правящее Море и потеряла все. Семью, народ, язык, весь Южный мир. Она даже потеряла свое столетие: Красный Шторм отнял и его. И все ради того, чтобы сразиться с магом, который ускользнул у них из рук. Магом, который выследил и убил почти всех, кто пришел с ней с Юга. Арунис был пыткой всей ее жизни. И причиной, первопричиной.
— Мои дети! — закричала она на весь мир. — Мои дети достали тебя, ты ужас, ты ходячий кусок ада!
Внезапно глаза ее матери заметались. Неда попыталась обнять ее, но не смогла. Сутиния сделала быстрый, неестественный выпад мимо плеча Неды, и когда Неда обернулась, то обнаружила, что стоит одна у городских ворот.
Она покачала головой. Сутиния проснулась.
Неда, однако, продолжала видеть сон — самый осознанный сон в ее жизни.
— Ты все еще в состоянии слышать? — спросила она вслух, думая о своей матери с ее пузырьками сновидений. — Если я заговорю с тобой, ты услышишь?
Она начала ходить — мать была права, нужно было двигаться, иначе случится что-то плохое, Неда каким-то образом чувствовала это нутром. Она вошла в ворота и прошла по верхнему городу, мимо школы Пазела, текстильной фабрики, скромного музея, закрытого из-за нехватки средств.
Она рассказала своей матери о Рое Ночи. Когда она произнесла это имя, все двадцать или тридцать человек вокруг нее замолчали и посмотрели вверх, но в небе не пролетело ничего, кроме вороны.
Неда покинула город через те же ворота и начала подниматься обратно к их дому. Однако что-то продолжало подталкивать ее вправо, и когда свет померк (слишком быстро для любого заката), Неда решила, что знает, что именно. То, что должно объяснить, почему она все еще носит с собой одну из их покупок.
Сарай принадлежал их соседу по имени Кранц. Одному из многих, кто ей не помог. Не то чтобы она могла по-настоящему их винить: если бы кто-нибудь попытался освободить девушку из рук морпехов Арквала, его бы просто убили. Сейчас она это понимала, но не тогда. Отсутствие тех людей, которые всегда улыбались ей, фермера Кранца с его большими квадратными кулаками и его сына, который вырезал деревянные фигурки, и рослых батраков, которые строили ей глазки, когда никто не видел: это было частью ужаса того дня, Вторжение-Дня, когда ей было всего шестнадцать.
Неда приоткрыла дверь. Там были лошади. Она шла вперед, пока не нашла их: двух старых лошадей, на которых фермер пахал поля, серую и коричневую; их длинные хвосты отгоняли мух. Неда вывела их наружу и отвела подальше от сарая, затем вернулась внутрь. Она прошла вдоль всего здания, высокая и прямая, сфванцкор-неверующий, новое создание на лице Алифроса. Уроженка Ормаэла вернулась домой.
В последний раз, когда она проходила этим путем, они тащили ее, кричащую.
Она постояла немного, глядя на холм сухого сена — широкий и высокий. Она сбросила плащ и, обнаженная, шагнула в него и пошла, пока сено не достигло бедер.
— Нет, — сказала она матери, — моя первая жизнь не закончилась с моими клятвами. Я верила в это, когда их произносила, но я ошибалась. Я надеюсь, ты слышишь. Я никогда тебя не винила.
Она взяла спичку из коробки, которую держала в руке, чиркнула ею и бросила горящую спичку в сено:
— Вот сейчас она закончится.
Нетерпеливое потрескивание у ее ног. Она зажгла еще одну спичку, и еще одну. Всего девять, по одному на каждого солдата. Благодаря своему дару она их довольно хорошо помнила. До того дня она никогда не спала с мужчиной. Впоследствии это было немыслимо. Орден сфванцкоров с его законом о полном воздержании принес ей долгожданную безопасность. Но Книга также предупреждала верующих, что жить — значит чем-то рисковать, «ибо только мертвые безопасны есмь от всякого зла».
Пламя забушевало, стало в рост человека. Она подняла руки над головой и позволила языкам пламени прикоснуться к себе.
Время ускорилось, словно только этого и хотело, амбар превратился в факел, и весь Ормаэл видел, как огонь полыхает над городом — даже несколько глаз на лодках в проливе Симджа уловили зарево.
Крыша рухнула, за ней последовали стены, а затем она вышла вперед, обнаженная, к своему народу: простые ормали пришли поглазеть и удивиться этому призраку, вышедшему целым и невредимым из огня.
— Не бойтесь, — сказала она им. — Я одна из вас. Меня зовут Неда Паткендл, и теперь, мне кажется, я могу проснуться.
Глава 17. В ХРАМЕ ВОЛКОВ
В их последний день в Уларамите летнее тепло еще держалось.
По крайней мере здесь, внизу, в кратере, солнечным утром. Цвели клевер, флоксы и голубой посконник; на руку Таши села стрекоза. Но когда Таша подняла глаза к горам, то увидела свежий снег на вершинах. Осень приближалась; Рой распухал и рос день ото дня; «Чатранд» все еще плыл на север, оставляя их все дальше позади.
В течение нескольких дней разведчики лорда Арима возвращались в Уларамит, и все их разговоры были о врагах: хратмогах, Плаз-солдатах и еще более худших существах, которых они не хотели называть. У Таши было предчувствие, что путь к морю будет прорублен через тела многих врагов.
Герцил попросил капрала Мандрика проследить за их физической готовностью, и тот делал это так, как мог только турах: осматривал их конечности, пальцы на руках, подошвы ног. Он заставил их подстричься и начинать день с пробежки. Он заставил их удвоить порцию еды, спать по десять часов в сутки и дважды в день взбираться на стены кратера с тяжелыми рюкзаками. Какие бы препятствия ни ждали их
