предупредить… Иноземец все же нашего древлянского поверья про порог, поди, не знает… Да… А он, черт иноземный, ступает на высокий тот порог, как матрос в кабак — надменно… А у идолища в этой… леопардовой шкуре… меч прямо в каменной руке провернулся, и по тому месту, где Фогтов на порог ступил, лезвие и сверкнуло…
— А не сказку брешешь? — усомнился князь. — Как в руце каменной мог меч вертеться?
Корней Иваныч насупился:
— Эх! Коли бы ты с нами полез, княже, тебе бы до смерти хватило поминать тот день и кажный час в той пещере!
Артем Владимирыч снова отмахнулся рукой от словес жеманных:
— Говори далее!
Корней Иваныч засопел, заговорил тихо:
— А далее — страх Божий. Пополам разрубил идол клятый Фогтова, прямо ровно — от затылка до портков…
— Мог бы хоть одну его половину наверх вынуть, чтобы сие доказать! — досадливо сказал князь, — теперь придется снова лезть в ту нору!
— Я — не полезу! — угрюмо ответил колыван. — Казни, но не полезу. Страху мне в иной раз — не пережить! Ведь я, опосля того, как половинки Фоггова о пол стукнулись и кровь его мне штаны, вот видишь, облила, побежал! Просто побежал… из одной большущей пещеры в другую… третью… пятую. И бег мой шел по костям человечьим. Они пол прямо вроде соломы застилали. Я и креститься грешным делом забыл…
— Откуда же кости? — спросил, чтобы спросить, князь. — Точно — человечьи, а не Зверевы были кости?
— Человечьи кости… крест перед тобой кладу… Такое было, княже, на некоих заводах Баба Демид. Я сразу понял, что я увидел в тех подозерных пещерах… Баба Демид, того ты, поди, не знавал, когда ему царская комиссия ревизией грозила, тоже свои тайные подземные рудники топил. Благо — воды хватало. Топил вместе с работным людом. И я, так было, кости тех работных самолично под Алтайскими горами видал. Нынешний Демид — не в отца пошел. Обращение знает с рабочей скотинкой…
Артем Владимирыч понял, что Корней Иваныч именно с этого места своего рассказа начал густо разбавлять правду вымыслом. Про порог, про каменных идолов с мечами… Такое в любой русской деревне услышишь… Другое дело, что колыван точно описал, что у стражей порога были леопардовые лики и накидки из шкур леопардов. Эти знания — тайна, и не каждому даны… Только в Египте можно такие статуи видеть, да в Египте, поди, колыван и не бывал… А в Библии, ежели Корней Иваныч чел ту Библию, про то, как выглядели стражи нетеру, не описано. Тоже — со страху. Как не описаны и те, кто с огненными мечами стал у ворот Бха-Гон, у ворот Рая, когда оттуда Бог Ану прогнал Адама и Еву… Нетеру там стояли, в леопардовых накидках… С огненными мечами… сурской ковки…
— Ну а спасение к тебе — как пришло? — поинтересовался Артем Владимирыч.
— А просто пришло… Хлынула вдруг вода, да не ручеек какой. А прямо море воды! И меня как понесло… как понесло… Побило о камни, и очутился я под небом нашим… уже в озере, не в пещере… Низкий мой поклон Егеру: кинул мне вервие — самому бы век не выплыть на берег…
— Больше сказать про пещеру нечего? — спросил, приподымаясь, Артем Владимирыч. — Грех Демида, про который ты упомянул, — его грех, да и рассвет вон уже намечается…
Корней Иваныч подниматься вослед князю не стал. Расчетливо допил из фляги, отложил ее в сторону и трезво и четко спросил:
— Как же — сказать нечего? Когда я столь много пещерного золота наверх поднял?!
— От того золота свою порцию поимеешь, — сухо ответил князь. — Может, спать наладимся?
Корней Иваныч неотрывно смотрел в лицо князя, стараясь попасть взглядом прямо в зрак. Глухо произнес:
— Не все еще сказано, княже. Я, поднявшись на поверхность, сказал, что почти все золото вынул наверх. А на самом деле, одну, почитай, песчинку с этой вот горсти, — кузнец зацепил ладонью горсть прибрежного песка, — одну песчинку и явил под очи твои да под очи иноземца клятого… От того богатства, что там сокрыто, — кузнец отшвырнул горсть песка с ладони. — До того, как здесь с тобой идти перешептываться, я с Вещуном парой слов перекинулся…
— Ну и что сей шебутной старик тебе посоветовал? — весело, но криво-весело спросил князь, левым локтем нащупывая рукоять пистоля за обрезом душегрейки.
— Посоветовал тебе не открываться. Мол, тое золото и серебро, да и другое что, о чем я тебе покудова и не баял, принадлежит навечно богам. А не людям. И трогать то богатство дозволения свыше — нет. А тронешь — беда придет. Погибель.
Корней Иваныч замолк, снова уставился в глаза князя.
Взгляд колывана Артем Владимирыч выдержал. Уже догадался он, что дальше последует, посему и держал себя как бы в железах.
— Конечно, старик Вещун — он старой веры, умирающей, стало быть… Есть у нас… — прокашлялся Корней Иваныч, — люди верные… не воры, не тати, а душой свободные люди. Душой. И есть у нас задумка одна… Ты ее поймешь, княже?
— Пойму! — улыбаясь, откликнулся Артем Владимирыч.
— Я ведь там, в пещере, тогда так механизм рычагом заглушил, чтобы он ту дыру, куда мы спускались и откель подымались, бадьей своей заткнул. Но знаю я один способ, как сызнова, но уже — со дна озера попасть в тую пещеру и механизм тот закрутить… И тем доступ к золоту поиметь…
— А потом — что? — все еще улыбаясь, спросил князь.
— А потом… потом соберем мы с тобой ватагу верных людей, как в былое сотворил Стенька Разин… людей, коим царствие сие надоело, коим свобода нужна, купим корабли да уплывем… хоть вон… в Америку…
— А там? В Америках? Землю воевать? Людей резать?
— Пошто воевать? Пошто резать? Купим себе землю от Акиана до Акиана… Назовем ту землю новым русским царством, а тебя на то царство — изберем царем… Как положено — в соборе возгласим. А хошь — так королем?
— Какая разница? — спросил колывана Артем Владимирыч, думая уже про свое.
Корней Иваныч тоже думал про свое, когда следил за правой рукой князя, что полезла по левую подмышку. Под полой своей стеганки левой рукой кузнец ухватился за рукоять короткого, но острого косаря, каким рубят мясо.
Князь же вытащил из проймы платок, высморкался в него, прогундев:
— Простыл я тут, с тобой секретничая. Хоть бы и правда, секрет
