мелким мудаком. - Вот так. Устроенное этим спецам - отличный пример того, что бывает, если я вхожу в контакт с вашим черным маслом, кровью вашего траханого слепого бога. Да, вы накачали в меня целую чертову тележку. А я сейчас взорвал головы всем социкам в радиусе двух миль.
Челюсть Гейла отвисает и остается в этом положении. - Ты...
- Ага. В такой близости от дила у них всех полно масла в крови. Мое масло умеет говорить с их маслом. Мое масло велело их маслу воспламениться, а их масло хотело оставаться на моей - правой - стороне, так что послушалось. Догадываюсь, более корректно было бы сказать, что всё масло - моё, но вряд ли это прояснит ситуацию.
- Совсем не понимаю, о чем ты.
- Упсы, те понимают. Ну, ты же любитель чтения. Знаешь ли сказку "Братец Кролик"?
Он становится еще бледнее.
- Сейчас я не могу дотянуться дальше двух миль, ведь чем дальше отсюда, тем нормальнее земная физика. Ваши штурмкатеры слишком далеко. Окей, для них тоже есть неприятный сюрприз.
Вижу, никто из вас точно не понимает, что такое черное масло. Упсы думают, что понимают... но ведь Упсы считали, что накачают меня этой дрянью и превратят в психозомбимонстра вроде Коллберга. Не будем обращать много внимания на их мнения, ладно? Кроме меня и немногих ученых Монастырей, верно понимает масло - истинную природу слепого бога - лишь мой отец. Он назвал его распределенной волей человеческой расы, и это ближе к истине, чем все эльфийские легенды. Слепой бог есть выражение природы человека, а черное масло - лишь выражение власти слепого бога. Он не зол. Люди злы.
Вот тебе полная истина, здесь и сейчас. Добро и зло не имеют отношения к богам. Они связаны с нами. Слепой бог разрушает, потому что так делаем мы. Но мы и созидаем.
Смотри же, Гейл. Не стыди себя. Ты многого не знаешь о том дерьме, что случилось со мной после гибели жены. Думаю, Упсы кое-что знают, ведь они приложили ручонки к этому дерьму. Я о том... да ладно. Уж они должны были подозревать. Серьезно. Черные волосы. Черная борода. Черные глаза. Черная одежда. Черный Нож. Черный Поток.
Я развожу руками, показывая, как это очевидно. - Черное масло.
Гейл садится. Стула нет. Он не замечает. Подтягивает колени, обвивает их руками.
- Тебя заинтересуют некоторые, гммм... особенности моей нынешней ситуации, прости за преуменьшение размером в планету. Одна из них: голоса в голове могут сообщать мне о том, что еще не случилось. Они не всегда правы - никогда не ловят все детали - но кое-что бывает вполне ясно. Адское преимущество в планировании, верно? Это учреждение мы видим ясно. Черное масло - тоже, ведь без вашей капельницы вся штука с видением будущего не случилась бы. Было бы честнее сказать: отменилась бы вся моя карьера.
Гейл тупо качает головой.
- Ага, я и сам не понимаю. Суть в том, что мы знаем ваши дурацкие планы, что и когда, и уже готовы. Вы проиграли. Я выиграл.
- Выиграл... что? - Он удивленно озирается. - Ну что? Тебе отсюда не выйти. Ты ничего не сможешь сделать. Всё, что ты сделал - убил несколько тысяч невиновных в середине радиоактивной пустыни.
- Это не убийство. Это война. Точнее, была война. Теперь - оккупация.
- С огриллонами? Сколько их, пять сотен? Тысяча?
- Не просто огриллоны, Гейл. Черные Ножи. Тысяча Черных Ножей с современным оружием? Поверь слову, тысяча - это много.
- Черные Ножи ненавидят тебя...
- Поклоняются мне. - Я простираю руки. - Всё меняется.
- Ты свихнулся.
- Мне все так говорят. Ты... вы, Совет, и вы, Конгресс Праздных и социальная полиция - вам пора понять. Всё кончается.
- Что кончается? Что именно ты намерен сделать и можешь сделать?
- Уже сделал. Врата под нашим контролем две недели.
- Мы получаем рапорты...
- От агентов Монастырей. Мы это умеем.
- Были перемещения...
- Ага, хороший вопрос. Мы взяли дилТ'ллан.
- Вы что?
- Как бы. Скорее, приняли в наследство.
- О мой Бог.
- Мой тоже. Теперь вы, мудаки, входите в Дом лишь по нашему разрешению. Так было уже две недели.
- А транзит... операции "Черного Камня"...
- Я же говорю: монастырские это умеют.
- Блефуешь. Не иначе.
- Мне все так говорят. Не говорили бы, если бы вспомнили последний раз, когда я блефовал. Хоть раз я блефовал? Хоть раз? Давай, вспоминай. Не получится.
Он долго молчит. Глаза закрыты.
Когда подает голос, то мягко и четко, даже преувеличенно четко, словно болит язык. - Что со мной? Теперь что? Не могу вообразить, что имею ценность как заложник. Похоже, Компании уже не требуется исполнительный директор.
- Весьма умело подытожил.
- Итак? И теперь... - он кашляет. Похоже, горло тоже болит. - Итак, теперь ты меня убьешь?
- Я подумывал.
Он открывает глаза. - В прошедшем времени?
Пожимаю плечами. - Не могу представить, что ты нам станешь опасен. Ты, конечно, крыса, вонючая крыса... но умная крыса.
- Похоже, это самый лучший комплимент из твоих уст.
- Я хотел бы дать тебе работу.
Веки падают, словно он близок к обмороку.
- Подумай, Гейл. Уверен, сейчас ты безработный.
Он опускает лицо почти между колен. - Что ни подумаю, выходит одна бессмыслица.
Вот это верно. Но не ему одному нужно понять. Всем вам.
Я не блефую.
Смотрите!
- Эй, Гейл, подумай еще. Ты знал, что сходку драконов именуют "воспламенением"? Люблю это слово. Воспламенение драконов. Красиво. Почти поэзия, а?
Он хмурится. - Драконы? О чем ты...
И тут тень, широкая и густая, проносится над учреждением, и Гейл давится словами. Вскакивает на ноги и прижимает лицо к стеклу, разинув рот.
Я рядом с ним, в той же позе. Хотелось бы выглядеть крутым, но случай превосходит любую возможность хранить невозмутимость. Да в жопу.
Это восхитительно.
Он слишком велик, чтобы видеть его целиком так низко. Тень слишком темна и глаз бунтуют, ведь я изучал лишь чучело Ша-Риккинтайр в Кунсткамере Сан-Франциско, а живое существо куда страшнее. Тень размером, может, в четверть мили с распахнутыми крыльями - драконам нужно ими хлопать не больше, чем это нужно реактивным истребителям - взлетает ввысь. Вертикально. Словно адова ракета.
Успеваю лишь углядеть намек на многоцветную чешую, как у сетчатого питона - он поднимает Щит из
