– Не смотри, коли неохота, – пробормотал муж и лег на лавку. – Сними сапоги.
– Сейчас! – рявкнула Василиса. – Сам снимешь, невелик барин!
– Василечка, – пробормотал Антон. – Ну сними, солнышко. Я ведь напачкаю здесь.
Самостоятельно снять сапоги сухорукому Антону было сложно даже в трезвом виде. Василиса, кряхтя, присела перед ним на корточки и стала разувать мужа. Антон запустил руку в вырез воротника жены.
– Пьяница окаянный! – крикнула Василиса, сбрасывая руку. – Пусть бы ты совсем безруким родился, тогда бы, может, не пил бы!
– Я грыз бы… – пьяно смеясь, ответил Антон. – Василечка, не шуми. Устал я. Спать буду… Утром поговорим.
– Утром у тебя один разговор – дай на опохмелку! – распрямляясь, воскликнула Василиса. – Все с себя пропил! Скоро с дома потащишь!
– Я сам заработал, сам и пропил, – начиная сердиться, отвечал муж. – Это ты меня довела! Всю жизнь на тебя пашу, не разгибаясь, и что? Что ты орешь? У меня от крика твоего в голове звенит!
– Пустая потому что! – не осталась в долгу Василиса. – Ведь все лучшие годы тебе отдала, свинье!
– Я тебя об этом не просил, – хладнокровно отвечал Антон. – Есть что поесть, жена?
Терпение Василисы лопнуло.
– Сейчас я тебя попотчую! Горяченьким! – закричала она и схватилась за ухват. Василиса была женщиной статной, и шансы Антона в предстоящей схватке были весьма сомнительные, учитывая опьянение.
– Я тебя научу уму-разуму! – закричал муж. Неожиданно быстро поднявшись, он ловко выхватил ухват из рук Василисы. Судя по всему, Антон был трезвее, чем казался. А как у всех калек, единственная рабочая рука у него была сильнее, чем даже у нормального мужчины. – Ишь, какая цаца! Много дури себе забрала в голову! Я сейчас ее-то повыбью!
– Тоша, перестань! – сквозь слезы и шум борьбы закричала Василиса. – Тоша! Тоша! Не надо!
Антон отбросил ухват, сел на стул и сам зарыдал. Вдруг он вскрикнул и схватился за голову.
– Вот это да, – сказал он, глядя на алтын в своей ладони. – Деньги с потолка падают, что ли?
Жена вырвала у него монету.
– Карина! – сообразила Василиса.
Она выскочила во двор, но было уже поздно.
Маленькая галочка в пустой высоте неба стремительно удалялась на север.
Василиса провела по двору привычным взглядом хозяйки. Исчез золотисто-огненный петух, да, пожалуй, в раздерганной поленнице около забора стало на пару чурок меньше.
Обычным подношением богам являлись горох или хлеб. Только Ящер требовал себе в дар жизни. Сестра ведьмы знала, что где-то на болоте есть капище бога Смерти, давно заброшенное. Петух и пара чурок столько не стоили, но видимо, меньше монеты у Карины в карманах не нашлось.
«Да помогут тебе боги, сестренка», – вытирая слезы, подумала Василиса.
Гёса проснулся первым. Он смотрел на спящую ведьму и думал о том, что в этой женщине – вся его жизнь. Черты лица Зарины заострились, рот был полуоткрыт. На бледном лице застыла какая-то безжизненная, смертельная усталость. Неожиданно экен испугался, что ведьма умерла, покинула его, пока он спал. Гёса знал, что это не так – если бы Зарина умерла, он сам, скорее всего, уже не проснулся бы, но все же приложил ухо к ее груди. Сердце билось медленно, ровно. Сердце экена же забилось гораздо быстрее, когда он вдохнул аромат кожи своей возлюбленной. Гёса распустил шнуровку на жилетке и от нетерпения чуть не оторвал пуговицы блузки. Грудь Зарины как раз помещалась в его руке. Он каждый раз восхищался тем, какие они у Зарины маленькие и упругие. Когда Гёса боролся с наверченным вокруг талии платком, он ощутил пальцы ведьмы у себя в волосах. Экен поцеловал ведьму в подвернувшийся пупок. Зарина застонала и закинула ногу ему на бедро. С широкой юбкой ведьмы у экена проблем не возникло.
А потом мерно покачивающаяся волшебная зыбь унесла их обоих туда, куда за людьми не могут последовать даже боги. Зарину всегда изумляла неистовость Гёсы, его страсть. Экен всегда желал ее так сильно, словно это был их первый раз.
Гёса знал, что Зарина теперь точно еще немного подремлет. Он укутал ее в плащ и, посвистывая, вышел из контины. Экен остановился перед жертвенником в форме восьмерки и заметил, что он расколот напополам. Только сейчас Гёса обратил внимание, что капище имеет ту же форму, и жертвенник стоит в месте пересечения большой и малой петель цифры. Слева и справа от экена в частоколе находились выходы из капища. За правым шумел мрачный ельник, за левым виднелось старое кострище. Именно там волхв Ящера постоянно поддерживал огонь, когда капище еще действовало. Гёса стал разглядывать идола. Он пытался определить, кто бы из всего обширного пантеона мандречен это мог быть.
Статуя дракона с человеческим телом, покрытым чешуей, по пояс сидела в трехгранной гранитной ступе. Экену случалось сталкиваться с драконами, и он понял, что и неизвестный скульптор видел огнедышащих ящеров вживую. Больше всего статуя напоминала гросайдеч, вставшую на задние лапы, только без крыльев. Идол был тускло-серого цвета, скорее всего, статую отлили из свинца. Локти огромных рук вольготно опирались на косо срезанные грани стелы, как на подлокотники. В правой руке статуя держала боевой тесак. На лезвии тесака был вытеснен краб-отшельник. Судя по изяществу оформления, тесак когда-то принадлежал сидху. У экена мурашки побежали по спине, когда он понял, как тесак попал в руки идола. И что навсегда помешало волхву исполнять свои обязанности по поддержанию священного огня.
Статуя отобрала оружие у кого-то в бою. У кого-то, кого не смог остановить волхв. Хотя, надо думать, волхв очень старался.
На шее идола висело ожерелье из черепов, сплетенных за волосы. Гёса обогнул жертвенник, подошел вплотную к идолу и чуть не въехал ногой в груду костей у подножия алой, с черными прожилками каменной ступы. Экен заметил надпись, но прочесть ее не смог – руны были слишком старыми. Впрочем, Гёса и так уже почти догадался, к кому в гости их занесла судьба. Экен приподнялся на цыпочки и смог рассмотреть самую нижнюю бусину чудовищного ожерелья в деталях. Коса, соединявшая черепа, была просунута в глаз и теперь свешивалась изо рта. Но это не помешало Гёсе увидеть, что зубы в черепе еще сохранились. Экен довольно усмехнулся.
Какой бог мандречен любит сидхов только мертвыми, он знал.
Гёса обошел контину и помочился на частокол.
Услышав характерный свист снижающейся метлы, экен изумился настолько, что чуть не забыл застегнуть штаны. Пока Гёса разбирался со своей одеждой, ведьма приземлилась. Судя по глухому удару, это была тяжелая посадка. Гёса выглянул из-за угла контины, но никого не увидел. Неожиданная гостья, очевидно, находилась за идолом Ящера. Наемник осторожно, пригибаясь, проскользнул вдоль стены контины, короткими перебежками добрался до разбитого жертвенника, и присел за ним на корточках. Мысли вихрем клубились в голове Гёсы. Предположение о погоне он отбросил сразу. Ведьма прилетела с юга, а не с запада. Да и в Куле сейчас было не до них. Экен услышал болезненный стон, переходящий в хрип. Ведьма вдобавок была ранена.
