Книга Дипломатия Второй мировой войны глазами американского посла в СССР Джорджа Кеннана - Джордж Кеннан

Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 120

Однако это уже не забота советского правительства освободить американский народ от заблуждений в пользу поддержки советских интересов. Москву вполне устраивало, чтобы американцы продолжали испытывать иллюзии в отношении Советского Союза, в результате чего они оказывали давление на свое правительство, достигая почти невозможного в пользу советской стороны. Советские лидеры с удовлетворением констатировали, что таким образом они в состоянии в определенной степени руководить великим народом, выступая в роли смиренных просителей и добиваясь желаемого без приложения особых усилий. До тех пор, пока такие настроения владели значительной частью американской общественности, Кремль продолжал использовать западные демократии, по крайней мере в ближайшее время, в качестве наиболее мощного инструмента в деле установления своего влияния в Восточной и Центральной Европе.

Вот какие планы скрывались за всеми действиями русских в вопросе обеспечения международной безопасности. Россия ожидала, что международные организации поддержат ее владычество в марионеточных восточноевропейских государствах и даже окажут ей помощь, если какие-либо силы попробуют начать борьбу за их освобождение. И, как я уже отмечал, Советы рассчитывали на получение кредитов и материальной помощи в ответ на свое согласие на вступление в международные организации.

Вне всякого сомнения, в советском правительстве были люди, способные здраво оценивать обстановку и видеть абсурдность таких планов. Но они, к сожалению, не обладали правом решающего голоса. Да и могло ли быть иначе? Другие всегда могли перекричать их и указать на чрезвычайную терпеливость и кротость, проявляемые западными союзниками. Они могли также подчеркнуть, что ни одно, даже произвольное силовое действие России не подвергалось резкой критике, а наоборот, встречало одобрение мировой общественности и лишь в отдельных случаях – попытки самозащиты со стороны американской и английской прессы. Вместе с тем отмечалась конфиденциальность англосаксонцев при личных встречах с советскими представителями и выражалась мысль, что Россия ничего не потеряет, используя это в своих интересах, а в случае возникновения каких-либо трений пойдет на новые встречи с западными лидерами и будет вести переговоры. Наконец, ими учитывался и тот факт, что «установление добрососедских отношений с Россией» составляло политический капитал лидеров англосаксонских стран и что как те, так и другие даже похвалялись тем, что им удалось добиться доверия русских и побудить их на какое-то действие.

Короче говоря, они считали, что всегда могли довольно просто успокоить общественное мнение англосаксонцев, сделав великодушный жест или дав какое-то обещание, и что государственные деятели Запада будут всегда выступать за сотрудничество и умиротворение.

До тех пор, пока ведущие советники Сталина могли использовать эти аргументы, подчеркивая успешность проведения намеченных ими мероприятий, советское правительство продолжало свою деятельность, исходя из теории, что с западными странами можно поступать как угодно и нет никаких опасений в возможности возникновения каких-либо серьезных трудностей, как с точки зрения примирения западного мира с советской программой политической экспансии в Европе, так и получения западной помощи для осуществления этой программы.

В глазах собственного народа советское правительство не проявляло достаточного уважения к западным союзникам. В кампании, развязанной в советской прессе против реакционных элементов и «остатков фашизма» за рубежом, предусмотрительно оставлена открытой дверь, через которую можно в любой момент занять позицию вызывающей изоляции. А через систему марионеточных правительств в Восточной и Центральной Европе можно всегда видоизменить свою политику, не нанося ущерба собственному престижу.

Если же западный мир вопреки всем ожиданиям изменял свою политику в отношении России и отказывал ей и в моральной и в материальной помощи в деле консолидации российского влияния в Восточной и Центральной Европе, то она вряд ли могла успешно осуществлять его в течение длительного времени на всей территории, на которую успела наложить свою лапу. Тогда могли произойти какие-то изменения. Но если это случалось, Советы выражали свое недовольство резко и в полной мере во всем мире, а не только на Западе. Советских приспешников вынуждали покинуть некоторые регионы, где в настоящее время они обладали властью, но при этом, памятуя выражение Троцкого, «хлопали дверью так, что содрогалась вся Европа». Вместе с тем ожидалось, что коммунистические партии и прокоммунистически настроенные элементы могли устроить все мыслимые трудности для западных демократий, а всему миру придется вспомнить слова Молотова, сказанные им в порядке предупреждения в Сан-Франциско, о том, что, если конференция не обеспечит мира и безопасности для России на ее условиях, она будет искать и найдет их в другом месте.

Если западный мир выстоит в условиях подобного раздражения и гнева, а демократии покажут способность к преодолению самых худших проявлений беспорядка со стороны организованных и неразборчивых в средствах меньшинств, выступающих в защиту интересов Советского Союза, это будет последней картой, которую сможет разыграть Москва. У России не будет больше средств для дальнейших нападок на западный мир. Более того, она не сможет адекватно ответить на дальнейший рост военной мощи Запада. У Москвы ведь нет ни флота, ни авиации, которые могли бы взять под свой контроль морские и воздушные коммуникации.

Однако никто в Москве не верил, что западный мир, у дверей дома которого сидит громадный советский волк, готовый в него ворваться, осмелится на это. Именно этот скепсис и составлял основу советской глобальной политики.

Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 120