Чет подъехал к дому, остановил машину, помог Триш выбраться, и они поднялись на крыльцо. Чет негромко постучал в дверь.
Изнутри дома послышались голоса, и секунду спустя дверь приоткрылась – совсем чуть-чуть – и в щель выглянул старик с темной, изрезанной морщинами кожей и курчавыми седыми волосами.
– Чё надо?
– Только немного помощи, сэр, – сказал Чет. – Мы надеялись, вы сможете сделать для нас всего один звонок.
Старик окинул их подозрительным взглядом, глянув на выпачканную в крови ночную рубашку Триш.
– Да уж, звонок я сделаю, это точно. Вы двое пока на крыльце обождите. – И он захлопнул дверь.
Чет принялся было усаживать Триш на старенькую деревянную скамейку, стоявшую на крыльце, но тут дверь открылась опять. На крыльцо вышла старая женщина.
– Давайте-ка в дом, вы оба. В такой холод и собаку на улицу не выгонишь.
Она подвела их к дивану, а старик в это время накручивал на телефоне номер, не сводя с Чета глаз. «Будто призрака увидел», – подумала Триш. А потом она сама взглянула на Чета и в ярком электрическом свете ей бросились в глаза его бледность, его бескровные губы. Вид у него был мрачный и пугающий, точно у трупа.
Старик попросил соединить его со «скорой» и с полицией. Триш подумала, сколько пройдет времени, прежде чем отцу станет известно о том, где они находятся.
– Хватит глазеть, – сказала женщина старику, и тот, метнув на нее выразительный взгляд, потащил ее на кухню. Но Триш все равно слышала, о чем они разговаривают.
– Ты что, не видишь? – сказал старик. – Этот мужик, с ним что-то не то.
– Да вижу я, – ответила женщина. – Он просто потерянный, вот и все.
– Триш, – сказал Чет. – Мне надо идти. Есть обещание, которое я должен сдержать. – Она не ответила, и он прибавил: – Мне нужно вернуться за ней. За нашей дочкой.
Триш впилась глазами в его лицо.
– Что?
– Она осталась там… С остальными детьми. Мне нужно ее найти… Чтобы она не была одна.
У Триш вырвался всхлип, и она зажала рот рукой. При одной мысли о своей малышке, ставшей такой же, как они, как эти призраки, ей сделалось дурно.
– Да, Чет. Забери ее оттуда. Пожалуйста. – Она стиснула его руку. – И принеси сюда. Принеси ее ко мне. Пожалуйста.
С минуту он молчал, и на лице у него была написана боль. Потом медленно покачал головой.
– Не могу я этого сделать, Триш. Это… Ну, это просто невозможно.
– Нет, можешь. Ты должен.
Боль у него на лице стала еще глубже, будто у человека, потерявшего весь мир.
– Триш, я люблю тебя. Мне жаль… Мне так жаль. – Он встал, но она все не отпускала его руку.
– Чет… – Она попыталась найти еще какие-то слова, но их не было. Он был мертв. Ее дочь – тоже.
– Послушай, – тихо заговорил он ей на ухо. – Ламии больше нет. Мы ее остановили. Ни один ребенок не пострадает больше от ее злодеяний. То, что мы перенесли, то, что перенесла наша дочь, все это не было зря. Ты это понимаешь?
Триш подумала, что да, понимает, и медленно кивнула.
– Никогда, никогда об этом не забывай, – сказал он. – А теперь вот что ты можешь сделать для меня, для нашей дочки. Тебе надо будет двигаться дальше, и прожить свою жизнь как можно лучше, потому… потому что жизнь – бесценна… Это бесценный дар, и мы понимаем, насколько он бесценен, только когда он для нас потерян. Так что живи, живи как можно полнее, для меня, для Эми. Оставь этот кошмар позади. Обещай мне.
Триш не могла этого обещать. Она не знала, сможет ли вообще когда-нибудь улыбаться.
– Обещай… Пожалуйста.
Триш сделала глубокий вдох и кивнула.
Чет поцеловал ее в макушку и отступил. Триш стиснула его руку.
– Прощай, Триш. Я буду любить тебя, всегда. – Высвободив руку из ее пальцев, он пошел к двери.
– Чет! – позвала она.
Он остановился, поглядел ей в глаза.
– Я тоже люблю тебя.
И тут он улыбнулся – настоящей улыбкой, и на какую-то секунду, сквозь туман ее слез, он казался живым, как тот мальчишка, в которого она когда-то влюбилась.
– Ты уж позаботься о ней, – сказала Триш. Слез было уже не удержать, и они текли у нее по лицу. – Хорошо? Позаботься о нашей малышке.
Он кивнул.
– Я позабочусь.
И он ушел, тихо прикрыв за собой дверь.
Глава 98
Чет стоял над обрывом; внизу катил свои воды Стикс. На плече у него была метла, которую он нашел в амбаре, и с нее свисала голова. Это была голова его дочери, вот только это было не так. Это была Ламия. Он завернул ее в какие-то тряпки, чтобы не видеть – не видеть длинного, болтающегося черного языка, не видеть злых глаз. Ключ открыл им путь вниз, ключ помог Чету спуститься в своей нынешней, плотской форме; благодаря ключу Чет смог пронести с собой голову Ламии. Дети следовали за ним – или, скорее, за ними. Это было долгое путешествие – по крайней мере, несколько дней, а может, и недель. Трудно было сказать, потому что время в Эребе как-то теряло смысл. Но дети всю дорогу следовали за Ламией. У Чета было такое ощущение, что они пойдут за ней куда угодно, пусть даже в Ад. Но его путь лежал не в Ад.
Одного ребенка Чет нес на руках. Это была девочка, совсем еще малышка. Она была совершенно бесплотной, но все же льнула к нему, будто это не имело значения. У нее были глаза ее матери. Он улыбнулся ей, и она улыбнулась в ответ – как делала каждый раз.
А еще на метле висел мешок. Он поставил метлу к крупному валуну, усадил дочь на землю и развязал мешок. Оттуда выкатились три головы: Билли, Дэйви и Сеной. Во плоти, как и он сам. Без ключа он бы их сюда не пронес. Билли и Дэйви злобно воззрились на него, а Сеной печально глядел на темные, подернутые туманом воды.
Чет поднял Билли и Дэйви, шагнул к обрыву. Они шипели на него и щелкали зубами, но, когда воды внизу, под ними, вспенились, когда тысячи искаженных страданием лиц поднялись, чтобы посмотреть на них, потянувшись к ним тысячью скрюченных рук – они притихли.
Чет бросил их в реку. Плеснула вода, головы зашипели, будто раскаленные угли, и, пуская струйки пара, пошли ко дну. Руки вцепились в них, терзая. Некоторое время еще были видны их глаза – светящиеся точки, которые, тускнея, погружались все глубже и глубже. А еще Чет слышал их крики – крики ярости.
Чет, наклонившись, поднял с земли Сеноя.
– Чет, пожалуйста. Понимаю, моя вина несомненна. Перед тобой, перед Богом. Но я, как и ты, был околдован. Ты должен это понимать. Не откажи мне, по крайней мере, в милосердии Леты. Чет, я умоляю тебя.
Чет поднял голову Сеноя так, чтобы они смотрели друг другу в глаза.
