Ню-Олесунд…
Правильно — Ню-Олесунд, что в переводе означает Новый Олесунд. Старый Олесунд находится где-то в Норвегии, а может быть, в Дании. С этим маленьким и самым северным в мире поселением, затерянным между гор в долине, полого спускающейся к величественному Королевскому фьорду (по-английски, Кингсбэй), что на западном побережье острова Шпицберген, связана целая полоса истории освоения Севера и покорения северного полюса, жизни многих и многих людей — и каких людей!
…Наш вертолет плавно кружит над крошечным поселком, состоящим из беспорядочно разбросанных вдоль моря двух или трех десятков домиков, постепенно снижается и сужает панораму наблюдения. Время — начало мая 1991 года, на борту самолета — десяток советских граждан, прилетевших на долгожданную экскурсию в Ню-Олесунд. Потребовалось специальное разрешение губернатора Элдринга, чтобы нас пустили туда. Губернатор, вероятно, специально выбрал для нашего визита пасхальные дни, когда все ученые и административный состав поселка улетели на материк на каникулы — подальше от русских шпионов.
Когда мы садились на вертолетную площадку, море можно было сравнить с густой свинцовой грозовой тучей, из которой должен был вот-вот политься ливневый дождь. В сочетании с не оттаявшими еще горными вершинами и склонами Кингсбэй просто поражал своей величавой, воистину королевской, дикостью и покоем. Такого необжитого и жуткого до мурашек места я еще не видел — местность вокруг Баренцбурга или Лонгиербюена казалась мне просто курортным местом.
Но потом из-за туч выглянуло солнце, местность буквально преобразилась на глазах, засверкала миллионами солнечных лучиков, отражающихся на чистом снегу, и мы, оправившись от оцепенения, приступили к осмотру поселка. Нас встретил оставшийся караулить научный центр старший инженер Норвежского Полярного научно-исследовательского института Сверре Норман Тун и сразу повел по научным лабораториям, кабинетам и отсекам.
Запомнилась лаборатория с аппаратурой, регистрирующей любое колебание земной коры в любом районе земного шара, — как естественное землетрясение, так и подземные испытания ядерного оружия, а также аппаратная, регистрирующая загрязнения атмосферы. Чистый шпицбергенский воздух взят за эталон, поэтому все замеры воздуха в других частях света сравниваются с ним. По словам С. Н. Туна, наибольшее беспокойство для ученых представляли потоки воздуха из района Кольского полуострова, содержащие большой процент вредных грязных примесей.
До начала 60-х годов в Ню-Олесунде работали норвежские шахтеры и добывали там уголь, однако в связи с взрывом, унесшим с собой жизни полутора десятков людей, шахту закрыли.
Но поселок остался жить.
Вторую жизнь в него вдохнули норвежские ученые и администраторы. Административные и жилые здания были приспособлены под научные лаборатории. Шефство над научным центром взял Норвежский Полярный институт. Условия работы и исследуемая среда оказались уникальными, и ученые из Англии, ФРГ, США, Японии и Франции образовали очередь на право проводить свои опыты и исследования в Ню-Олесунде. То, о чем в шутку когда-то мечтал великий комбинатор Остап Бендер — превратить глухую приволжскую деревеньку Васюки в Международный шахматный центр — стало явью благодаря норвежскому практицизму и фантазии.
Помимо материальной выгоды — аренда жилого и научного пространства в Ню-Олесунде обходится иностранным ученым в «копеечку», Полярный институт имеет от Центра приличный научный «навар», потому что непременным условием для работающих там иностранцев является их обязательство знакомить с результатами своих изысканий норвежскую сторону, а во-вторых, они должны в обязательном порядке разрабатывать темы, которые в качестве приоритетных предлагаются все тем же Полярным институтом.
Но недостатка в желающих, как ни странно, не было.
Во главе научного центра норвежцы «для порядка» поставили отставного адмирала, и он, как ходили слухи, превратил Ню-Олесунд в образцовую научную базу.
А в память о том, что Ню-Олесунд когда-то был шахтерским поселком, остался небольшой паровоз, который когда-то подвозил по местной узкоколейке уголь и другие грузы к причалу.
Наше внимание привлекают несколько уникальных памятников, наполовину находящихся под снегом: металлическая конструкция в виде восьми крестов, установленная в память о погибшей экспедиции Умберто Нобиле, и бюст Р. Амундсена, которого мы узнаем по характерной голове, возвышающейся над снегом, словно забытый футбольный мяч на белом поле. Сохранилась высокая мачта, к которой причаливали воздушные пузыри-гиганты «Италия» и «Норвегия». Сохранилась природа и атмосфера опасности, подкарауливающей человека за каждым углом.
Вот дом, в котором когда-то жил Р. Амундсен перед броском к полюсу. Сейчас он приспособлен под небольшую поликлинику. Гостиница «Северный полюс». Рядом находится почтовое отделение и радиостанция. Почта, естественно, закрыта, потому что воскресенье и Пасха, а жаль: где теперь и когда я достану оттиск штампа этого самого северного почтового отделения в мире? Почти все сотрудники консульства увлечены сбором этих оттисков. Особенно удачлив оказался Валера Каменсков, который разукрасил ими всю большую книгу-альбом «Под небом Арктики», выпущенную трестом «Арктикуголь» к своему пятидесятилетнему юбилею.
…В гости к польским зимовщикам мы попали с помощью того же Зингера. На сей раз путь лежал на восточное побережье острова Шпицберген. Поляки пригласили к себе ученых Норвегии и России на международный симпозиум, в котором мы, консульские работники, выступали в качестве туристов и заинтересованной общественности.
Поляки встретили нас со всем славянским гостеприимством. Пока ученые заседали на симпозиуме, сотрудник Вроцлавского института географии Януш Кида водил нас по станции, которая чисто композиционно состояла из двух ангаров, из которых один был приспособлен под жилье и лаборатории, а второй — под складские и хозяйственные помещения. Впечатление от экскурсии было самое положительное. Понравились условия труда, питания, досуга и вообще обеспечение экспедиции, которая находилась в стороне от основных путей цивилизации в полном отрыве от крупных поселков.
Основное средство общения с внешним миром — радио, ежегодные свидания с пароходом, доставляющим полярникам продукты и снаряжение, и редкие ходки на снегоходах в Лонгиербюен и Баренцбург по заснеженному и опасному плоскогорью. Чтобы преодолеть отделяющие станцию поляков от поселков 250 километров, требуется многое: и умение, и хладнокровие, и выдержка, не говоря уж о таких качествах, как смелость и способность к риску.
Зато залив Хорнсунд находится на пути миграции белых медведей, которые каждую весну отправляются со Шпицбергена в район острова Врангеля. Я. Кида рассказал, что они регистрируют в год до 300 визитов этих белых хищников, и некоторые из них заканчиваются для полярников не всегда благополучно. Буквально накануне нашего приезда один из непрошеных гостей напал на сторожевого пса и разорвал его на части. Собаку не успели спустить с цепи, и потому медведю не составило большого труда расправиться с ней.
К нам присоединился начальник станции профессор Яцек Яня из Силезского университета, и за столом началась задушевная беседа. Нас угощают польскими деликатесами и настоящей «выборовой». Потом просматриваем видеофильм, на котором запечатлен один из ночных визитов белого медведя на станцию.
