Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 157
– Хорошо, скажем по-другому. Весна – это сказочный образ надежды. Весной Малика, словно персик, сладка.
– Надо же, стихи? Может, у кого-то из присутствующих и крылышки есть? – Она бросила на Ремизова удивленный взгляд, а он притворно оглянулся за спину.
– Все возможно. А вдруг я приобщен ангельской крови?
– Следи за словами, я Пегаса имела в виду. – Ее чуть развеселило, что он легко поддался игре, и назидательно продолжила. – Не зли судьбу и, вообще, не завышай самооценку.
– Я и не завышаю. Так… – Он посмотрел на нее исподлобья, взвешивая, стоит ли рассказывать, и решил продолжить: – В жизни разное бывало. Я несколько раз попадал в переделки, и всегда везло. Происходило что-то невероятное. Но как бы помимо моей воли. То есть происходило со мной, но я ни на что не мог влиять, меня не покидало ощущение, что кто-то отводит опасность.
Ремизов еще в отпуске, размышляя о своей короткой жизни, насчитал четыре случая, когда сам висел над пропастью, а его жизнь – на волоске. И все это прежде, чем увидел первого «духа». Размышляя по поводу этих и других злоключений, он тогда так и не решил, считать ли это новым рождением или, наоборот, тревожными звонками, и никому прежде не рассказывал. И вот сейчас перед ироничными глазами Малики ему никак не удавалось ясно выразить свои мысли. Как рассказать про жизнь, которая ногтями вгрызается в трещины камней, не желая сдаваться? Наверное, никак. И еще он помнил, что такое настоящий страх.
– Значит, невероятное? – Об этом Малика слышала раньше от Усачева и улыбнулась уголками губ.
– Не смейся, я правду говорю. Были случаи, когда времени не было даже на мысль, а тело делало нечто точное, просчитанное. Оно действовало само, на уровне рефлексов, и безошибочно. Понимаешь, это как сон о чужой жизни.
– Фаталисты говорят, это судьба. Но если ты хоть чуть-чуть веришь в Бога… – Малика не стала продолжать, в этой неоконченной фразе уже собралось так много смысла, что он переливался, как вода через края чаши.
– А если чуть-чуть верю, то, значит, меня кто-то хранит?
– Ничего это не значит. Богу все равно, веришь ты или нет, он делает свое дело.
– Твой Бог – Аллах?
– Бог един.
– Это я уже слышал.
– Слышал и ничего не понял. Он на самом деле только один. И он нас всех хранит, и тебя тоже.
– Но я не верю в него, если честно…
– Вот за это «если честно…» он и хранит. И еще кто-то другой очень молится за тебя, за твое спасение.
– Ты меня озадачила, но не убедила. За всех молятся, родители так это точно, ночей не спят, переживают. Но люди гибнут каждый день! За них тоже молятся, но это их не спасает от смерти.
– Не кощунствуй, Богу не предъявляют претензий, в него веруют.
– Ты такая убежденная, как будто знаешь, что с тобой ничего не случится.
– Никто не знает о себе всего, и своего конца никто не знает. Случится или нет, здесь или в другом месте, только Аллаху и известно, и я этого не боюсь.
– Как же ты не боишься? Смерть – это всегда страшно. Это больно.
– Человеку, который ранен, но будет жить дальше, действительно больно – такова цена жизни. Тому, кто ушел, – нет. – Малика медленно покачала головой, а Ремизов вдруг понял, что она давно думала об этом, а сказала вслух только сейчас.
– Ты говоришь странные вещи, но мне хочется тебе верить. – Он протянул руку, прикоснулся к ее руке, мягко пожал. Теперь надо было бы кончиками пальцев провести по ее плечу, по волосам, почувствовать ее дыхание, вложить в это все свое обаяние, магнетизм, чтобы женщина стала ближе, но вместо этого он спросил: – Скажи, а как ты вообще здесь оказалась? Зачем тебе это надо?
– Хотелось узнать, чем теперь занимаются настоящие мужчины.
Ремизов убрал руку, ему показалось, ему опять показалось, что его одернули, словно настоящие мужчины могут заниматься только войной.
– К тебе мои лейтенанты зачастили. – Усачев с редкой для него улыбкой, стараясь не выдать за любопытством волнения, прижал к себе Малику.
– Ревнуешь? И правильно делаешь, молодые люди мною еще интересуются, и это очень приятно. Пропащая та женщина, которую никто и ни к кому не ревнует.
– Молодые, дерзкие. Им все равно, кого побеждать. Затопчут комбата, не заметят.
– Что это ты так неласково? Я, между прочим, от них ни одного дурного слова о тебе не слышала. А ты, как старый дед, все ворчишь и ворчишь, всем недоволен.
– Наверное, устал от приключений, они меня уже не взбадривают.
– Дело только в этом? Тогда поправимо.
– У меня есть новость, из разряда странных. Это как воспримешь… – Он сделал долгую паузу, как бы усиливая значение еще не сказанных слов. – Твой Ремизов наступил на противопехотную мину. Или знаешь уже? И это опять случилось с ним.
– Нет, он не рассказывал. И почему он мой, и вообще, что ты такое говоришь?
– Мина не взорвалась, ему повезло, как всегда. – Усачев произнес это низким, приглушенным голосом, словно и не рад был за своего ротного. – На эту мину еще несколько раз наступали, и многим повезло, но она все-таки рванула.
– Я знаю, что бывает потом. – Ей вдруг захотелось оборвать этот напряженный, нелепый разговор. – Ну а ты умеешь выбрать тему для разговора с девушкой.
– Тема как тема, и ты – санинструктор, тебе не привыкать. Так-то вот, девушка. – Усачев помолчал и вдруг неожиданно продолжил: – А Лосев зачем к тебе заходил?
– Лосев, начальник штаба?
– Он, кто же еще.
– Просто так. – Она вспыхнула, застигнутая врасплох странным вопросом. – Поговорить захотел, просто так, ни о чем. Не к поварихам же ему идти. А что, только тебе можно ко мне заходить? Или я теперь отчитываться должна?
– Нет, не должна. – Он снова помедлил и без предисловия продолжил. – Я жене написал, что мы с ней разведемся.
– Зачем, Усачев? Что же, я теперь виновата? Я твою семью разрушила, так получается, да? Что еще я сделала? Тебя там ждут, нервничают, а ты мной прикрыться решил, – она замолчала, подыскивая точные слова, все больше удивляясь собственным мыслям. – И ты думаешь, что я тебя прощу?
– Мы все равно разведемся. Ты тут ни при чем.
– Зачем же ты мне это сказал сейчас? И при чем тут Лосев?
Повисла неловкая пауза. Искать слова было уже поздно.
– Большой человек, а такой слабый. – Малика открыла дверь. – Уходи, не терзай меня, не могу тебя больше видеть…
* * *
– Алексеевич, завтра обеспечиваем прохождение колонн по ущелью. Командовать буду сам. Со мной командир первого взвода и ты. Готовь четыре машины, две с первого взвода, две – со второго.
– Значит, на блокировку.
Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 157
