По поводу смешного случая в «Малеевке».
Вот какой вопрос в старое время психиатры задавали женщинам, которые были в депрессии из-за того, что муж ушел.
Эти женщины довольно часто рассказывали, что бросивший муж заболел или его уволили и что у него вообще вся жизнь пошла наперекосяк.
«Но вы бы хотели, чтоб он всё-таки выздоровел? Чтоб у него, в конце концов, наладилась жизнь?»
Если женщина говорила «Лучше пусть сдохнет в мучениях!» или «Пусть он пропадет под забором!» – старые психиатры считали, что это шизофрения, а не просто реактивная депрессия.
Больше того. Если человек строил свои планы на чужой смерти (типа: вот он скоро умрет, и я стану хозяйкой квартиры; вот она не выйдет из больницы, и я женюсь на другой), то есть если человек, по существу, мечтает о смерти близкого человека – это тоже считалось надежным признаком шизофрении.
Славные времена, когда ученые люди всерьез считали, что пожелать близкому человеку смерти, – это признак тяжелой психической патологии, признак сумасшествия, безумия.
Корнишоны
к сожаленью, в день рожденья
Моя знакомая рассказывала:
«У мужа был день рождения, позвали гостей. Слава богу, ничего не надо доставать, как мать рассказывала, что раньше в очередях стояли, какие-то заказы на работе получали.
Но всё равно квартиру убрать надо? Что-то приготовить своими руками надо? Купленное разложить надо? Стол накрыть надо? Надо, моя дорогая. Особенно если рабочий день. Вторник. Муж считал, что отмечать надо день в день.
Я всё приготовила. Три салата всухую нарезала с вечера. Баранину запекла – это с раннего утра. В шесть встала, поставила в духовку, в полвосьмого она уже почти готова, я ее в горячей плите оставила, потом прийти и довести до кондиции. С работы отпросилась на два часа раньше. Около метро у бабок купила капусты два сорта и огурцов, корнишонов. Попробовала – класс!
Всё накрыла, красиво разложила. Сама переоделась. А муж не идет с работы. Гостей на семь звали, а его нет.
В 7:15 в дверях ключ. Пришел.
– Извини, шеф задержал. Скажи спасибо, ребятам не признался, что у меня сегодня дэ-рэ, а то бы пришлось, сама понимаешь…
– Спасибо, – смеюсь.
Целую его, еще раз поздравляю (подарки мы с дочкой ему утром вручили), он нас с дочкой за плечи обнимает, ведет в комнату, к накрытому столу.
Садится на свое место во главе. Его день.
– Ух ты! – говорит. – Красота! А какие корнишончики! Дай-ка штучку, пока гости не набежали. – Жует, хрустит. – Ай, класс, ммм! Только жалко, неровные.
– В смысле? – спрашиваю.
– Ну, вот мы у Серёжки были, на новоселье. Вот у него огурчики были один в один, как патроны в обойме. Вообще у него шикарный стол был, помнишь?
– Не помню, – говорю.
– Ну, ничего, – говорит.
Ничего так ничего, а тут в дверь звонок, потом еще, гости стали приходить.
Собрались, расселись. Выпили, закусили.
Я подождала часок, чтоб они наелись.
Встаю с рюмкой.
– Друзья, – говорю. – Имеется особый тост. Друзья, хочу вам сообщить, что с этой минуты я не жена вот этому человеку. Это квартира моих родителей. Пусть идет куда хочет. Сегодня. Сейчас. А я на кухне подожду.
Выпила, закусила огурчиком. Корнишоном.
Дочка на меня чуть не с кулаками. Лиля и Вадик тут же губы надули и ушли: очень воспитанные. Остальные галдят, его успокаивают. А он только повторяет: „В мой день рождения! В мой день рождения!“ И чуть не плачет.
Мне даже смешно стало».
Я ее спросил:
– А в самом деле. Зачем ты на дне рождения скандал устроила?
– Чтобы уже точно развестись, – сказала она. – Чтобы потом не простить, как сто раз прощала.
Помолчала и сказала:
– Чтобы себе не простить. Что вышла за него замуж.
Подкаблучник и святая
дополнение к вышесказанному
Николай Носов, автор «Незнайки», еще писал литературные фельетоны. В одном из них я нашел такое наблюдение:
– у положительного героя глаза светлые, у отрицательного – водянистые;
– у положительного героя буйная шевелюра, у отрицательного – патлы;
– у хорошего человека нос орлиный, у плохого – крючковатый.
Ну и так далее.
Это относится и к семейным делам.
Если у жены, мягко выражаясь, «непростой характер» и мужчина это терпит, то готово – он подкаблучник, тряпка.
А если терпит женщина – она святая, мудрая.
Добрая, хорошая
запас прочности
Вдруг постучали.
– Что это? – Татьяна Сергеевна вздрогнула.
– Наверное, рядом где-то, – сказал Алексей Михайлович. – Ничего.
Постучали снова, громче и сильнее.
– Сейчас разберемся, – сказал Алексей Михайлович, вставая с табурета и надевая на голое тело халат. – Сейчас. Главное, ничего не бойся, ни-че-го!
Они с Татьяной Сергеевной были в гостиничном номере. Было четыре часа дня. Как у них было заведено, после всего он мыл ее в ванне. Взбивал пену, споласкивал и вообще. Ей это очень нравилось.
– Не бойся, – повторил он и вышел из ванной.
Татьяна Сергеевна слышала его строгий голос.
– Электрик, – сказал он, входя. – Идиоты. Я администратору голову оторву. Но вообще мой грех, конечно. Надо было в нормальной гостинице снимать. Где черт-те кто в дверь не колотится. Я виноват. Мне очень стыдно.
