— Я не знаком ни с кем из друзей графа.
— А со мной? — кокетливо спросила Марыся. — Разве не могу я, много слышавшая о вашей храбрости от пана Анджея, захотеть с вами встретиться и поговорить? А поскольку я замужем и дорожу своей репутацией, то наилучшим способом для нашего знакомства избрать якобы случайную встречу на вечеринке?
— Пани княгиня, вы говорите вещи, которые я могу воспринимать только как шутку, — и Фок опять приложился к кубку.
— Как шутку? А если для доказательства, что вы ошибаетесь, я приглашу вас на ближайшую вечеринку или званый ужин у графа? Но для этого мне необходимо знать, когда вы будете в лагере. Пан Анджей сказал, что завтра вы отправляетесь куда-то по делам, и если вы скажете, когда возвратитесь, приглашение будет лежать на этом столе. Итак, когда вас ждать?
— Ах, пани княгиня, если бы я знал это! Военная служба штука такая, что ты не принадлежишь сам себе и никогда не ведаешь, где и сколько времени пробудешь.
— Но разве может быть так, чтобы офицер не знал или не догадывался, на какой срок его куда-то посылают? — притворно удивилась Марыся. — Вы не желаете говорить мне правду и увиливаете от ответа. Вы тоже так считаете, пан Анджей?
— Конечно. Но мы все равно выведаем правду. — Войнаровский наполнил доверху свой и Фока кубки, протянул Марысе ее. — За нашу следующую встречу! — провозгласил он. — Генрих, когда встречать тебя? Через два дня, три? Через неделю?
— За следующую встречу! — откликнулся Фок и опорожнил кубок. — Когда меня встречать? Я не позволю моим лучшим друзьям утруждать себя по таким пустякам. Поэтому обещаю, что первыми, кого я навещу в день возвращения, будете вы, пани княгиня, и ты, Андрей.
Прислонившись спиной к стене, Марыся внимательно наблюдала за происходившим. Чем больше она присматривалась к капитану, тем тревожнее становилось у нее на душе. Что может сказать она о нем на завтрашней встрече с племянником джуры Богдана? Его фамилия дер Фок, он высок и крепко сложен, имеет светлые вьющиеся волосы и голубые глаза, круглое лицо и усики под «царя Петра», много пьет вина и был при их знакомстве в мундире русского офицера? Подумаешь, важные сведения! Завтра у Фока будет другая фамилия, волосы скроет парик, цвет глаз не определишь под низко надвинутой треуголкой, а много вина пьют все офицеры, и не только русские. Выходит, Фока нужно искать по высокому росту и крепкому телосложению, круглому лицу и модным среди русского офицерства усикам под «царя Петра»? Но таких офицеров в русской армии сотни!
А Фок опасен, очень опасен! Мало того что храбрец, отчаянная голова, прекрасно владеет оружием, вдобавок умен, хорошо говорит по-русски и сносно изъясняется по-малороссийски. Такому пара пустяков завязать дружбу с русским офицером или военным чиновником, в случае необходимости переодеться в казачий наряд и выдать себя за добровольца откуда-нибудь с Волыни либо Подолии, чей говор имеет много отличий от языка жителей Гетманщины и Приднепровья. А если у него под началом окажутся помощники вроде казаков, что обосновались под навесом, капитан может натворить невесть что.
Как обезопасить от него Иванко Скоропадского, как? Попытаться разыскать гетманова джуру Богдана и сообщить о Фоке до завтрашней встречи с его племянником, чтобы капитан оказался под присмотром с начала своего пути? Но удастся ли найти Богдана, учитывая, что тот может сопровождать Мазепу куда-нибудь в гости или находиться где-нибудь с его поручением? Да и смогут ли люди Богдана и дозорцы Скоропадского переиграть такого ловкача, как Фок, которому в свое время было поручено пленить самого царя Петра? Капитана необходимо обезвредить до прибытия в лагерь Скоропадского, и Марыся уже знает, как сделать это.
Еще при первом тосте она заметила, что Фок, опуская пустой кубок, левой рукой придержал перстень на мизинце правой. Ее внимание привлек не сам этот факт, а перстень, поскольку Марыся, как всякая женщина ее круга, была неравнодушна к украшениям. Перстень был простенький, невзрачный, из обычной полированной стали, без какого-либо орнамента или монограммы, и она подумала, что дворянину, даже саксонскому, лучше не носить ничего, нежели такую безвкусицу. После второго тоста Фок опять придержал перстень на пальце, это произошло и после третьего. Позже Марыся обратила внимание, что перстень Фок прижимал к мизинцу всякий раз, когда опускал правую руку или встряхивал ею.
Вначале она объяснила это тем, что перстень, наверное, не стал со временем налезать на палец, где его носили прежде, и капитан был вынужден надеть его на другой. Ради любопытства Марысе захотелось определить, на каком пальце перстень находился раньше, и она не смогла этого сделать: ни на одном из них не имелось полоски незагорелой кожи, которая всегда появляется под кольцом или перстнем. А такая полоска должна быть обязательно, ибо лицо, руки и шея капитана были коричневыми от яркого весеннего солнца. Заинтересовавшись перстнем, Марыся стала не спускать с него глаз, и однажды, когда тот при резком взмахе руки Фока едва не слетел с мизинца, обнаружила, что незагорелой полоски кожи нет и на нем.
И тут ее осенила догадка — перстень вовсе не капитана, причем появился на его руке совсем недавно! Это объясняло и отсутствие его следов на пальцах Фока, и его постоянную боязнь потерять не ставшее еще привычным украшение, и то, что перстень не подошел точно по размеру ни к одному пальцу нового владельца. Нашло объяснение даже то, отчего он такой невзрачный и дешевый: возможно, капитану придется сменить офицерский мундир на одежду простолюдина, наличие у которого дорогой вещи могло вызвать у других людей нежелательный интерес к ее хозяину.
Ответ на вопрос, почему перстень появился на руке Фока, Марысе искать не требовалось — в нем находился яд, которым должен быть отравлен гетман Скоропадский. Из этого вывода следовал ответ на вопрос, что необходимо предпринять для спасения гетмана, не надеясь на людей джуры Богдана — превратить перстень со смертоносной начинкой из орудия убийства в безвредную безделушку, для чего было достаточно лишь на несколько минут завладеть перстнем.
Оказаться в чужих руках он мог в двух случаях: если его хозяин будет мертв или спать непробудным сном. Первый вариант отпадал, а второй мог осуществиться, если Марыся, выпроводив Войнаровского и оставшись с Фоком наедине, дождется, когда тот крепко уснет. Но в последнем случае существовал неприятный для нее нюанс — оказавшись вдвоем с Марысей, Фок вряд ли захочет спать. Судя по красноречивым взглядам, которые он время от времени бросал украдкой на ее груди и бедра, его привлекало совершенно другое занятие, имеющее мало общего с отходом ко сну. Конечно, можно было бы удовлетворить желание капитана и, вымотав его до предела, дождаться, когда он уснет, но от одной мысли б этом Марысю коробило.
Отдаться какому-то безродному саксонскому дворянчику, когда она всю жизнь брезговала даже баронами, считая нижней ступенькой истинного родового шляхетства графский титул? Ни за что! Однако так она могла рассуждать и поступать в обычных условиях, а не сейчас, очутившись в ситуации, когда для спасения Скоропадского у нее есть лишь один способ. Нет, не для спасения Скоропадского, а чтобы иметь возможность стать королевой Польши, она должна использовать этот способ, приложив все свое умение и опыт, чтобы заплатить за успех минимальную цену. Неужели она не обхитрит и не оставит с носом какого-то немчишку-офицерика, пожирающего ее глазами и глотающего слюни лишь при виде ее полуобнаженных грудей и туго обтянутых платьем бедер?
