В общем, решил он тихо уйти, по-английски, ни с кем не прощаясь и никого не трогая. Туда, где на речке — тут Таран с Милкой верно угадали! — его ждали дюралевая «казанка» и два хороших паренька. Ждали и Туза, но тому, как оказалось, не судьба…
Почти получилось, если б эта лярва поганая, «Зена — королева воинов», не заметила. Ну, Милка, ну, сука ты траханая! Хоть бы чуточку благодарности в тебе было! Ведь жила тут, блядь беспаспортная, как при коммунизме! Жрала в удовольствие, пила сколько хотела и даже трахалась не только по обязанности, сколько в охотку. Над всеми бабами и пидорами власть держала, стучала на всех как положено… Да, он Филимону велел, чтоб она всем смертельные дозы вколола. И ей, увы, ту же дозу пришлось бы напоследок принять, но ведь не должен был Филимон ей об этом говорить! Как получилось, что они с этим пацаном Филимона и остальных раскололи и пошмаляли?! Нет, точно говорят, нет в жизни счастья! Или и впрямь этот парень по его душу чертом прислан?!
Однако, если б Вова точно знал, что за ним гонятся только Таран и Милка, он бы притаился, подпустил их поближе и попробовал пострелять. Но не было у него такой твердой уверенности. К тому же даже пара выстрелов из «глока» будет хорошо слышна на холме, где сейчас орудуют собровцы и пожарные. И опять мерещились «дяде Вове» рослые фигуры в серых камуфляжках и черных масках с прорезями для глаз… Нет, надо успеть туда, вниз, в заводь, где ждет-пождет лодочка с «рыболовами». Лишь бы только у тех, кто на ней приехал, нервишки не заиграли. А то рванут на двух «Вихрях» — и поминай как звали! Одна надежда, что еще не совсем рассвело. Надо не останавливаться, бежать изо всех сил! Волка ноги кормят!
Но сзади тоже прибавили. Они молодые, спортивные, сволочи! Один боксер осьмнадцати годов, другая, хоть и разжирела, паскуда, на его, Вовиных, харчах, в юности легкоатлеткой была, многоборкой вроде бы. То есть бегала, прыгала, метала, толкала… А потом села за драку по дурости. Два года отдохнула. Второй раз за наркоту упаковали. Сама не кололась, с рук торговала. Еще три года. Потом решила собой поторговать и сутенеру башку проломила — летальный исход. Братки хотели на перо поставить, когда поймают, но повезло стерве — спас ее Вова. Неужели забыла, гадина, что она три года лишних на свете живет только благодаря ему?! Ведь он ее, корову необъемную, к себе в спальню трахать водил. Редко кому такую честь оказывал! И трахал нежно, не бил, не грыз, не порол хлыстом. И вот эта падла за ним с пистолетом гонится!
На бегу «дядя Вова» обернулся, глянул на свой полыхающий особняк. У него, как ни странно, точно так же, как у Тарана, появилось ощущение, будто в этом пожаре сгорает нечто большее, чем бывший клуб пионерского лагеря, который он перестроил в свое личное жилище. Но, в отличие от Юрки, он знал, отчего у него такое чувство возникло.
Горела и рушилась его тайная власть над этой не шибко богатой российской губернией, где он многие годы, еще с советских времен, выстраивал свою систему жизни. Неделю, даже всего три дня назад, казалось, ничего этому не угрожает. Но вот — несколько дурацких случайностей, несогласованностей, подлостей, наложившихся одна на одну, — и все! Он уходит в бега, как много раз приходилось уходить в прошлом. И тут без него, без хозяина смотрящего, начнется полный бардак и беспредел. Все эти костыли и самолеты в два счета перегрызутся, начнут друг друга валить, пойдут выскакивать молодые и беспонятные, которые все поставят с ног на голову, испортят дружбу с людьми, от которых идут товары, начнут выступать, дрыгать ножками, бросать пальцы веером…Тьфу! А он уже стар, чтоб вернуться сюда и навести «конституционный порядок». Осталось лишь одно: пройти по заранее отработанной цепочке и уехать куда подальше, где тепло и где его не найдут. Ни менты, ни Интерпол, ни «старые друзья», которые, возможно, будут ощущать себя кинутыми. Конечно, могут и найти, особенно последние. И далеко не факт, что от них удастся откупиться…
Но все это еще далеко. Надо сперва до лодки добежать!
Трое в одной лодке
— Он туда бежит, где мы с тобой встретились! — определила Милка. — К бухточке. Нажмем?
— Нажмем… — без особого энтузиазма пробормотал Таран. Он тоже сообразил, что ежели Милка опять начнет палить по-македонски, то собровцы наверняка прибегут сюда. А если при этом «дядя Вова» со своими братанами благополучно уплывет на лодке, то собровцы сцапают только их с Милкой, как людей, открывших стрельбу из незаконно хранимого и носимого оружия. Это само по себе уже гарантирует посадку в СИЗО. А когда начнут разбираться, то участие Юрки в теракте на даче Мазаева доказать будет очень даже просто. Да еще и трупы в подвале сгоревшего особняка «дяди Вовы» найдутся. Минимум пять, а если окажется, что и в Туза попал он, Таран, то целых шесть. Поди рассказывай про необходимую оборону!
Впереди, за кустами, метрах в тридцати от Юрки, несколько раз мигнул свет. Это «дядя Вова» сигналил своим спасателям. Потом от реки тоже мигнули.
— Вот что, — прошептал Таран Милке, которая, увидев свет, остановилась рядом с Юркой и присела на корточки. — Добеги вон до того куста. Я запомнил, он точно напротив пляжика находится. Падай и пуляй прямо через куст, наудачу. А я, пока шухер, сбоку выскочу!
«Дядя Вова» как раз в это время выбежал на пляжик, где чернело пятно от костерка, который несколько часов назад жгла Милка. Сейчас рядом с кострищем на берегу покоился дюралевый нос «казанки». Корма с двумя поднятыми вверх винтами и моторами «Вихрь» покоилась в воде, Двое мужиков, одетых в рыбацкие штормовки, бросили сигареты и подскочили к хозяину:
— Хрестный! Заждались! Что случилось?
— Живее отталкивайтесь, базар потом!
— А Туз?!
— Накрылся Туз! Не в масть попал…
Все трое дружно налегли на нос, чтоб столкнуть лодку с пляжа. И вот тут-то сзади загремели выстрелы. Милка, ппюхнувшись пузом на траву и подняв пистолет над головой, нажимала спуск и бабахала прямо в куст, ни черта, разумеется, перед собой не видя. Раз, другой, третий, четвертый…
Наверное, если б нервы у «дяди Вовы» и его спутников были не столь напряжены, то они сообразили бы, что в них палят не целясь, и просто отпихнули бы лодку поживее, не обращая внимания на Милкину стрельбу. Пули свистели в основном метра на три правее их. Но «дядя Вова» был и без того на пределе. Он обернулся, выхватил «глок» и, упав на песок, стал грохать в ответ. Причем довольно точно вычислил место, откуда в него стреляют.
Правда, в Милку он не попал, но тремя выстрелами срезал несколько веток над ее головой. Милка с испугу охнула, даже почти что взвизгнула, и «дяде Вове» показалось, будто цель поражена.
Подручные его уже спихнули лодку с песка и махали руками:
— Хрестный! Быстрее!
Вова вскочил на ноги и метнулся к лодке, но тут оправившаяся от испуга Милка еще два раза бахнула, на сей раз направив ствол чуточку левее.
— Ой, бля-а! — Шальная пуля (прицельной ее назвать язык не поворачивается) клюнула «дядю Вову» в кость повыше локтя. От резкой боли он чуть не потерял сознание и свалился на песок у самой воды. Один из подручных выпрыгнул из лодки, подняв столб брызг и бурухтя болотными сапогами, бросился на помощь, а второй, схватив со дна лодки автомат, послал одну за другой две очереди в сторону Милки.
