Похоже, все вышли…
— Слушайте меня! — сказал Харальд, нажимая горлом. — Сейчас мы пойдем по улицам к Толстой башне, возьмем под свою руку главные ворота гарда, откроем их и будем сражаться там, держа их открытыми, пока дружина Рагнара не войдет в Юрич! А дальше — весь гард станет наш! И все богатства его будут наши, взятые мечом по законам викинга! Да будет так волей богов!
— А что делать с местными? Если знакомые попадутся? — вдруг спросил молодой Ингви Хвост.
Дружинники вокруг заулыбались щенячьей наивности его вопроса. Конечно, за три долгих зимы в Юриче многие обзавелись приятелями, с кем сдвигали чары, многие девки и бабы гостеприимно распахивали перед чужаками свои волосатые ворота, принимая в себя чужеземное семя. Некоторые свеоны даже научились бойко разговаривать на здешних, шепелявых наречиях, Резвый и сам мог объяснить здешним почти все, хотя язык, конечно, ломался во рту от такого причудливого говора…
Ну и что с того? Воины фиордов могут наниматься на службу к чужеземным правителям, боги не возражают, если удары железных мечей продаешь за звонкое серебро. Так было всегда, и, значит, это правильно. Сам Фрейр Изобильный, бог достатка, плодородия и хорошего урожая, учит своих детей не только сражаться, еще и торговать с выгодой для себя. Но сегодня ты здесь, а завтра и паруса не видно за краем земли. Так пролегает дорога жизни для воина — уходить и не оглядываться назад, видеть новые лица и забывать старые. А дом у трудников викинга остается только один, там, где море языками вгрызается в берег, образуя тихие заливы фиордов, знали все. И близки ему только те, кто бок о бок крутит весла на румах, стирая мозоли на ладонях до крови. «Когда ты уходишь в далекий викинг, помни, что твоими врагами становятся все народы Мидгарда! А друзья — только те, кто плечом к плечу в сече, да боги-ассы, что подбадривают сверху!» — сказал когда-то знаменитый конунг и ярл Рорик Гордый, от чьего имени трепетали дикие прибрежные племена. И многие потом вспоминали его мудрые слова и повторяли их…
— Всех, кто встанет у нас на пути, сечь без пощады! — веско ответил Резвый, пристукнув копьем о землю. — С этого дня мы больше не служим Добружу! И, значит, не должны щадить его ратников и его людей! Я, конунг и ярл Харальд Резвый, разрываю свой договор с князем, беру назад свое слово и принимаю на себя ответственность за это перед богами!
Дружина ответила ропотом одобрения…
Когда ворота ратного двора уже распахивались, за ними показались два отрока князя.
Бежали к свеонам наперегонки, видимо, посланные воеводами поднять тревогу. Харальд вспомнил их лица, видел среди молодых ратников князя.
— Конунг, конунг! — кричали они по-своему. — Чужое войско подходит к городу! Князь приказал…
Что приказал, так и осталось недосказанным. Олаф Трехпалый, ловко подставив одному подножку, секирой рубанул сверху вниз по затылку. Тот, как бежал, так и упал лицом, сильно воткнувшись телом в траву и пыль. Второй, постарше, сразу все понял, в ужасе выкатил лупоглазые, водянистые глаза, рванулся назад.
— Князь, князь! Измена! Измена в городе! Свей предали! — истошно заорал он на бегу, задыхаясь от торопливости.
— Ай, держи! Ай, уйдет! — азартно закричали дружинники, улюлюкая вдогонку.
Харальд, примерив в руке, сильно метнул ему вслед копье. Попал точно в спину.
Тяжелый наконечник наткнулся на железную бляху, что нашиты на многослойную кожаную рубаху. Не пробил ее, копье конунга отлетело в пыль. Зато удар сбил ратника с ноги, заставил запнуться на ровном месте, замахать руками, как дерево под ураганом в ужасе машет ветками. Следом тут же отправились еще несколько копий, и воин упал. Он еще пытался ползти, цепляясь за траву, таща на себе чужие копья, как еж колючки, когда свеоны, проходя мимо, наскоро посекли его мечами…
* * *
Всего в стенах города было трое ворот. Харальд, как и передал ему Рагнар, выбрал для нападения главные, самые большие, неподалеку от Толстой башни, что смотрели прямо на берег Илень-реки. Именно по реке, рассудил он, должна вернуться к гарду дружина Рагнара. Как иначе? Другого пути для деревянных коней не придумаешь. Хотя как однорукому конунгу удалось обойти внимание княжеских соглядатаев, только боги знают… Впрочем, если будет воля богов, еще придет время спросить об этом…
Харальд чувствовал — злое, возбужденное нетерпение, от которого дрожат пальцы и кровь быстрыми толчками разгоняется в жилах, уже охватывает его, как всегда было перед битвой. Всю недолгую дорогу по городским улицам, извилистым для удобства обороны, он гнал дружину бегом. Сам ярл, знаменитый своим скорым шагом, вымахивал впереди.
Сызмальства упражняющиеся бегать по холмам вверх и вниз при полной броне и оружии, чтоб благородная тяжесть доспехов стала привычной, как вторая кожа, свеоны пробежали по улицам плотно, не отставая и не растягиваясь. Голоса не подавали, слышно было только бряцанье брони, стук щитов и тяжелый, дробный топот множества ног по деревянным настилам. Тех горожан, кто сдуру подворачивался на дороге, рубили или прогоняли с пути ударами щитов и древками копий.
Во дворы за добычей не забегали, Харальд заранее приказал не шарить по чужим клетям, теряя время, пока город не будет взят целиком. Хотя, заметил, усмехнувшись, конунг, Трехпалый уже ухитрился сорвать с кого-то серебряный браслет, а Ингвар Лысый обмотался красивым, набранным из блях поясом поверх своего. Трудно, конечно, удержать героев в узде, когда они увидели перед носом жирный кусок…
Два раза свеонам пришлось пробиваться сквозь неожиданные заслоны, но путь там преграждали всего по несколько воинов, видимо, из тех немногих, кто вовремя заметил опасность. Прошли через них легко, как нож сквозь масло, даже не перестраиваясь в боевой порядок. Секли, кололи и двигались дальше, не сбиваясь с ноги…
Нападение на главные городские ворота оказалось для княжьих людей неожиданным.
Ратники не успели вовремя сообразить, что наемники, три зимы и лета сражавшиеся бок о бок, теперь нападают на них. Не догадались вовремя обрушить сверху стрелы, камни и копья.
Свеоны набежали слаженно, не останавливаясь, клич-хвала Одину и богам-ассам загремел дружно, перекрывая чужие крики, лязг мечей, секир и взвизгивающее пение стрел.
Изнутри нападать на стены было легче, чем снаружи. Деревянные лестницы, ведущие на помосты за частоколом, княжьи плотники срубили широкими и удобными, чтоб быстро перемещать отряды обороняющихся, вовремя подносить боевые припасы. Теперь это удобство обернулось против самих ратников Юрича. По знаку Харальда два десятка воинов тут же кинулись на левую стену, хлынули снизу вверх, как вспенившаяся волна. Цепляясь руками, подсаживая друг друга на круглых щитах, карабкались вверх и тут же кидались рубиться с лучниками на помостах. Сами падали, но и княжьих людей скидывали густо, как стрясают яблоки с веток.
Другие два десятка так же атаковали правую стену. Конунг с остальными рванулся прямиком к воротам, сбивая охрану, без разбора наступая на живых и мертвых.
