что происходит, но слова так и не выходят наружу.
Сраный трус.
– Привет, Манчестер, – машет ему Зак, – ты чего-то совсем плох.
– Мне нужно с вами обоими поговорить.
– Вот как, – усаживает тот сначала Бекку, а потом сам опускается рядом с ней, – что, метастазы прогрессируют?
– Со скоростью света, – кивает Том. – Если кратко, я заканчиваюсь.
– Ты еще на таблетках или уже на уколах? – встревоженно уточняет Бекка.
– О, а бывают уколы? Спасибо, поищу. Пока на таблетках, но они уже паршиво помогают.
– Какие прогнозы? – спрашивает Зак.
– Пара месяцев. Я неоперабелен, метастазы опустились ниже, желудок с кишечником, считай, мертвы. Вот только…
Он на секунду зажмуривается: даже этим двоим тяжело такое говорить. А они в курсе того, что не знает Кэтрин.
– Я не хочу ждать, – признается Том. – Сколько об этом думаю… Не хочу ждать, пока меня убьет рак. От этой идеи воняет беспомощностью: стать овощем на койке, понимая, что на этой же койке я и умру. Не хочу так.
– Правильно тебя слышу? – хмурится Зак.
– Ага. Хочу сам.
– Том, это очень сложный шаг, – задумчиво произносит Бекка. – Ты уверен, что нет шанса на…
– Лечащий врач сказала мне держаться. Если я соглашусь на химиотерапию, могу выиграть полгода. Представляете, какими они будут? Это не жизнь, а тяжелый камень на шее жены, а у нее и без меня хватает проблем.
На самом деле все хуже: как только Кэтрин узнает о том, к чему все идет, она станет искать те самые другие пути. Она не сдастся, как он, и от этого разочарование будет только сильнее. Том знает, что все закончилось, поэтому успел и обдумать, и принять, и даже как-то подготовиться, что ли. По крайней мере, наебать самого себя, что это логично. Иначе не встал бы сегодня с постели.
– Может, так и надо, – мрачнеет Зак. – Не уверен, я для себя этот вопрос еще не закрыл.
– А я закрыла, – тихо отвечает Бекка. – И мой ответ такой же, как у Тома.
Она тянется к его руке и накрывает ее своей.
– Нам необязательно так мучиться, если все точно закончилось, – ожесточенно произносит она. – Я знаю, что такое боль и страх, и восхищаюсь тем, что у тебя столько получалось, пока я сама лежу часами в постели и не делаю абсолютно ничего. Но если тебе больно, а выходов нет, не нужно терпеть ради кого-то. Наши близкие нас все равно однажды потеряют, и страдать, быть беспомощным, отравлять их жизни и свою… Во имя чего? Еще пяти минут, проведенных вместе?
Бекка выпрямляется и поворачивается к ошарашенному Заку:
– И когда мы поженимся, если я стану овощем, ты меня отключишь. Понял?
– Вы собираетесь пожениться? – выпучивает глаза Том.
– А чего нам ждать, – отвечает она, – у нас и так мало времени.
– Прости, мы хотели сказать по-другому, – неловко пожимает плечами Зак. – Мы тут поговорили, пока Бекка была в больнице… В общем, мы вроде как любим друг друга.
– И вроде как кое-кто не хотел в этом признаваться.
– Как здорово, – улыбается Том сквозь новый приступ боли. – Уйду, зная, что хотя бы вы счастливы.
– Когда ты… – осекается Зак.
– Еще не решил, нужно все подготовить. Там и завещание, и выплаты от страховой получить, чтобы закрыть кредитку. Думаю, недельку продержусь.
– Ты сказал жене?
– Не могу. Она знает только, что возобновили лечение, остальное… Язык не поворачивается. Как представлю, что она смотрит на меня с жалостью, – ком в горле. Я трус, да?
– Ты просто ее очень любишь, – качает головой Бекка. – Но ты не трус. Ты вообще смелый парень, Том, ты боролся. Не думай, что я не замечала, как ты не можешь есть и глотаешь таблетки, чтобы во время мессы не вылезли побочки. Мне кажется, большинство сдались бы на середине пути.
– Спасибо, Бекс. В общем, я не знаю, как ей сказать. Но, скорее всего, я сюда уже не вернусь.
– Это последний наш завтрак, – горько усмехается Зак. – Жаль, что не продержались хотя бы год, отец Ричардс выдал бы нам значки.
– Мы будем приходить сюда каждую субботу, – обещает Бекка. – Ну, пока сами живы.
– Это было хорошее время, – признается Том. – Вы мне здорово помогли, и я очень благодарен вам.
– Не думал, что скажу это, но мне тоже понравилось, – отвечает Зак. – Будет не хватать тебя, Манчестер. Ты мне многое дал.
– Мы тебя не забудем, – улыбается Бекка. – Когда соберешься уходить, помни, что мы будем за тебя молиться… ну, я точно.
В ее глазах скапливаются слезы, и Том улыбается, чтобы подбодрить. Он не хочет ничьих слез о себе: наоборот, единственное желание – это чтобы воспоминания о нем были радостными. Особенно у Бекки, у нее и без его смерти много дерьма в жизни.
– Все будет хорошо, – обещает Том. – И заметьте, отец Ричардс добился, чего хотел: мы все помогли друг другу.
– Да пошел он в жопу, – отворачивается Зак. – Мы сами это сделали.
Прощаясь со своим клубом «Завтрак», Том обнимает их обоих с благодарностью, пытаясь молча показать все тепло, которое чувствует. Незнакомые люди стали его новыми друзьями, единственными, с кем всегда можно было быть откровенным, как бы паршиво себя ни чувствовал. Теми, к кому он приходил со своими настоящими страхами, кто чувствовал то же, что и он.
В церковь они заходят вместе и на последней в его жизни мессе сидят притихшими. Том вместо молитв повторяет одну и ту же просьбу: дать ему смелости сделать все правильно. Не предать себя, не позволить страху управлять, не струсить в последний момент. Ему так нужна эта пресловутая сила духа, потому что на волевых он больше не справится.
Кажется, сегодня вся церковь его провожает: здесь особенно спокойно и даже как-то благостно. Проблемы и переживания остаются за воротами, и впервые за долгое время к Тому приходит то самое чувство, много лет назад определившее его отношение к вере: умиротворение. Словно Бог дает ему то, о чем Том так просил.
Дорога домой выдается долгой: «Индиго» намертво застревает в необычной пробке у Уильямсбергского моста. Том понимает, что в его списке людей, с которыми нужно поговорить, не хватает еще одного человека: мамы. Они не виделись уже почти восемь лет, и это всегда было одной из вещей, о которых он жалел.
Может, прошло уже достаточно времени и ей удалось его простить?
Сколько бы телефонов Том ни сменил, номера мамы и Джун он не удалял никогда. Так что, быстро пролистав адресную книгу до нужной буквы, он просто нажимает на кнопку звонка. В динамике слышатся долгие протяжные гудки,